Владимир Югов - Загадка мадам Лю

— По линии, значит, идешь.

— По какой еще линии?

— По той самой… Того председателя всегда тянули вгору по линии. По линии их указаний. Уж, наверно, придумали — вышку сунуть. Но пусть сами становятся к стенке! — ребром ладони рубанул по цементному полу. — Сижу как крот в своей норе. А папаня лежит в сырой земле за эту власть, которая вышками разбрасывается… Не смей соглашаться с ними!

— Катьку до слез жалко. Как она без отца будет?

…А девочка у Ледика — Катя — была крепенькой, черноглазой и черноволосой. Она его никогда не видела, и как ей о нем говорили взрослые, она его так и воспринимала. Бурного восторга они ей не влили, это она сама была такой восторженной. Они ее научили сверлить глазками чужих людей. Она внимательно его всего и сверлила глазками, иногда притрагиваясь внимательно ручкой то к ноге, то к руке, то к лицу, когда он становился на колени. Ручка ее была пухленькой, она то гладила его по щеке, то по плечу, а когда кто-то на нее из них, двоих взрослых, смотрел — ручка сразу отскакивала. Стеснялась? Или боялась?

Ледик испытывал сложные чувства. То хотелось ему Катьку поставить на пол, то приласкать. Скорее всего его удерживало положение, в котором очутился. Ведь не уйдешь отсюда вот так просто, оставив девочку, признавшую в тебе своего отца.

— Ты быв в командиовкэ?

— Да в какой я там был командировке? Я, видишь же, служил.

— Слузив?

— Да. — Ледик подтолкнул ногой свой чемодан, нагнулся вместе с ней к нему и стал открывать. Открывать замок одной рукой было неловко, ручка покоилась в большой его правой руке, и он открывал замок левой рукой.

— Ты дерзы от так, — показала Катя на чемодан и тут же нагнулась к чемодану и одной, свободной своей рукой стала поворачивать его к нему. Ух, ух, какой он каплизный… Попай ключиком?

— Не попал.

— Не тоопись, — серьезно посоветовала она. — А то поокутишь мимо и не попадешь. Видишь, у нас есть бойшой чемодан, он поокучивается и без толку.

— Справимся, — пообещал Ледик.

— Деушка тоже спявьяется. Он ловкенько щелкнет, и вся капуста…

— А мы тоже щелкнем.

Невольно при новом движении попытался вынуть ручку из своей руки, но замерла, напряглась, и он почувствовал, как Катя испугалась.

Почему он остался на эти дни у жены? Да, видимо, вот и поэтому. Приехав, он еще не понимал — до встречи с этой девочкой — что у него отняли ответственность за эту маленькую жизнь. Не они — мать и отец этой хрупкой девочки, решали судьбу — и свою, и ее, — решали за них, решало большое государство. Все знающее, все понимающее. Обросшее великими лозунгами защиты Отечества. Но многого не предусмотревшего, когда речь идет о конкретном защитнике.

Слишком сложным оказалось потом все уладить. Все каялись, все плакали. И особенно убивался отец Ирины. «Как же я мог это все оставить так! Старое я решето!» Между прочим, об отце Ирины Ледик рассказал потом Струеву. Вдруг тесть явился непрошенно. Ледик в тот час выбирал из чемодана подарки. Конечно, он купил кое-что и для Ирины, и для Кати. Был уверен, что зайдет. Тесть оглядел Ледика, тот смущенно встал с колен стоял же у чемодана. Ирина встала решительно между отцом и Ледиком: что-то уж слишком долго разглядывали они друг друга. Неуступчивы были!

— Дед, — сказала Катя, как бы выводя всех из оцепенения, — цто же ты так стоис? Виишь, как у нас появился гость? Ты цто, озабыл моего папу? Это же мой папа!

Ледик вновь нагнулся к чемодану, закрыл его, приподнял зачем-то. Он поискал глазами, куда положил свою бескозырку. Катя, оказывается, прикрыла ее полотенцем — чтобы случайно не замаралась. Ледик медленно надел бескозырку, взял в руки чемодан.

— Мама, — прошептала Катя, — он зе уйдет!

— Ты погоди, — сказал отец Ирины. — Ну чего ты сразу лезешь на дыбы! И ты тоже… — Посмотрел в сторону дочери. — Выходит, вроде я ваш враг?

— Не враг ты, отец. Пока — лишний… Дай нам самим разобраться…

После того, как он рассказал обо всем этом — ну почему остался в доме жены и почему не ушел оттуда (как же, если Ирина так сказала? ведь она тоже имеет права на меня!), Струев спросил:

— А дневник Ирина когда-нибудь вам показывала свой?

— Дневник? Какой дневник?

Нет, он не знал о ее дневнике.

Он знал другое. Знал ее кокетство, слезы. Не знал, почему — у двери… Не знал, как доказать, что он не убийца… Они докажут. По линии. Идиологической, политической. Он знал настоящую любовь — секс. Этому его научила контр-адмиральша. Он связался с ее племянницей — Верой, которая приехала в дальний гарнизон на летние каникулы… Вера потом вышла замуж за сорокалетнего лысого старшего офицера. Назло Ледику. Он же говорил ей все время, что с женой — пошло к концу. А потом вдруг сказал, что об Ирине думает все время. И чем ближе к концу демобилизации, тем чаще дышится.