Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды

На случай чего, она не решилась бы сказать.

Пока она въезжала вверх на холм, плотный поток машин не давал ей возможности сбросить скорость. Так что она проехала мимо их дома. Оставалось только гадать, что сейчас происходит в его стенах. Тотчас вспомнилось, как Отилия хотела вчера остаться у нее, как потом помахала ей с верхней ступеньки лестницы. Как жаль, что сегодня ей никак не попасть в тот дом. Неужели Отилия подумала, что она ей безразлична, более того, что Алекс бросает ее? А может, ей не так уж и плохо с родителями, как это может показаться со стороны. Алекс очень хотелось так думать, но убедить себя в этом, увы, не получалось.

Она провела в супермаркете всего несколько минут, а ее уже мучали сомнения, покупать ли вино, которое ей явно не по карману, ради женщины, которая неизвестно, позвонит ли вообще, не говоря уже о том, что приедет. В конце концов, решив, что бутылочка красного и бутылочка белого никогда не бывают в доме лишними, она продолжила наполнять корзину, продолжая ломать голову над тем, а стоит ли ей вообще затевать какое-то угощение. Не получится ли так, что она лишь искушает судьбу?

Вдруг мать даст о себе знать лишь через несколько недель? Тогда зачем ей закупаться сейчас? Вдруг она вообще больше о ней не услышит?

Понимая, что угодила между молотом и наковальней сомнений и самоедства – что явно не приведет ни к чему хорошему, – она предпочла переключиться на другие вещи.

Увы, по мере того как минуты превращались в часы, страх, что мать ей так и не позвонит, постепенно уступил место ощущению беспомощности, а потом и злости. Если в самом начале ей рисовался святой образ, этакое олицетворение доброты и тонких душевных струн, то теперь ее все сильней охватывало разочарование, отчаяние и ощущение собственной неприкаянности. В конце концов, ее мать смогла бросить единственного своего выжившего ребенка и потом целых двадцать пять лет ни разу не дала о себе знать, не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться ее судьбой. Что это за человек такой? Безусловно, на момент принятия решения она по-прежнему пребывала в шоке от пережитого ужаса, но теперь? Скорее всего, это жалкое, трусливое существо, лишенное всякого самоуважения. Иначе прожила бы она всю свою жизнь, цепляясь за чудовище и всячески оберегая его от законного возмездия? Монстра, чьи руки по локоть в крови ее родителей, сестры, невинного молодого человека и даже собственного сына.

Кстати, где же он теперь? Затаился в темном углу, в надежде когда-нибудь встретить свою дочь. И потому послал за ней свою не раз и не два избитую жену.

Если он хочет ее видеть, если про это вдруг зайдет разговор, она тотчас же бросит трубку. Всю свою сознательную жизнь она пыталась забыть о том, что носит в себе его гены, чтобы никто не узнал, что она – это тот ребенок, что чудом остался жив после кровавой бойни в Темпл-Филдс.

Ее передернуло при мысли о том, что ее могут пожалеть или – что еще хуже, подумают, а не случится ли так, что она пойдет по стопам отца? Она и сама не раз задавалась этим вопросом. И не дай бог, если весь остальной мир начнет шарахаться от нее, как от прокаженной! Ведь это будет не жизнь, а сущий ад.

Вернувшись домой во второй половине дня и не найдя на автоответчике никаких сообщений, она набралась храбрости и сама набрала номер тетки, узнать, не нашла ли та злополучный номер телефона.

– К сожалению, нет, – прозвучало в ответ. – Но я уверена, она позвонит, как только будет морально готова.

Хотелось бы надеяться, вот только когда это будет? Раздосадованная, Алекс бросила трубку. Нет, ей в срочном порядке нужно занять мысли чем-то другим, иначе она просто сойдет с ума. Кстати, сегодня вечером сделать это будет не так уж и трудно – на ее счастье, она договорилась встретиться с Матти, чтобы составить список судей и потенциальных участников их деревенского смотра талантов.

В конечном итоге телефонный звонок раздался лишь на следующий день после обеда. «Мать», – тотчас подсказал ей внутренний голос. Откуда она могла это знать? Но сердце тотчас замерло в груди, и на какой-то безумный миг она даже не решалась снять трубку. Но затем та оказалась в ее руке, а чтобы скрыть нервную дрожь, она сама довольно резко ответила:

– Слушаю вас.

– Алекс?

Женский голос на том конце линии прозвучал неуверенно, с хрипотцой и легким акцентом. Ливерпульским? Помнится, ее мать была из Ливерпуля, но на ливерпульский акцент не очень похоже.

– Да, это я, – ответила она, чувствуя, как у нее слегка поплыло перед глазами.