Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает

– Тиана, это Мэй, – объявил Тони, одновременно распахивая передо мной дверцу. – Мэй, это Тиана.

– Привет! – весело прочирикала Мэй и продолжила щебетать с Джонни. Они сидели на заднем сиденье, а мне волей-неволей пришлось сесть впереди, рядом с Тони, что отнюдь не улучшило моего настроения. Вспомнив о волосах, я полезла в сумочку, чтобы найти зеркальце.

– Прекрасно выглядите, – сказал Тони.

Я метнула на него подозрительный взгляд, но он, казалось, говорил серьезно. Впрочем, если Тони и лгал, зеркало тоже лгало. Неуложенные до конца локоны переплелись и образовали интересный эффект, и скрепя сердце я признала за ним право на существование – само собой, после того, как придирчиво осмотрела прическу со всех сторон. Сзади тем временем Мэй рассказала анекдот, хохоча громче всех, потом переключилась на описание жизни какой-то Пегги, которая была душка, в отличие от Молли, которая уж точно стерва. На очередном перекрестке Тони резко затормозил, и Мэй заверещала, изображая испуг. Джонни обнял ее и притянул к себе, и когда я увидела это, мне захотелось тотчас же выбраться из машины и уйти куда глаза глядят.

– Вы любите танцевать? – спросил Тони.

– Не знаю, – призналась я.

– Что значит – не знаю? – удивился он. – Впервые слышу такой ответ!

– Она хочет сказать, что все зависит от партнера, – подал голос Джонни. – Верно, мисс?

– Вы угадали, – сказала я, оборачиваясь к нему. Но он уже забыл обо мне и, нежно переплетя свои пальцы с пальцами Мэй, смотрел ей в глаза. Ее верхняя губа призывно задралась, она смотрела на него, по-особенному скалясь, и честное слово, если бы тут не было нас с Тони, они бы прямо сейчас занялись любовью.

«Как он может, – сердито думала я, – ведь она старше него, ей лет 25… и вовсе не красавица, вон какой нос… А шляпка? И вообще… Какая-то потрепанная жизнью девица…»

– Приехали! – бодро прокричал Тони и просигналил несколько раз, совершенно оглушив меня.

…Маленькая церковь была набита битком, невеста не шла, а словно плыла в своем чудесном наряде, который создала для нее Роза, и в толпе охали от восторга, завидев подвенечное платье. Как следует рассмотрев гостей, я окончательно перестала думать о том, что Джонни Серано или кто-то из его родных может быть связан с преступностью. Здесь собрался простой трудовой люд – продавцы фруктов, мелкие лавочники, рабочие; праздничная одежда сидела на них немного неуклюже, как она и должна сидеть на мужчинах и женщинах, которые надевают ее лишь несколько раз в году, потому что все остальное время они вынуждены вкалывать от зари до зари. В церкви я стояла между Тони и Рэем, который ради торжества сменил рабочий комбинезон на костюм с галстуком-бабочкой и причесал волосы на идеально ровный боковой пробор, заодно подняв челку со лба, так что стал виден оставленный аварией уродливый шрам. С другой стороны от Рэя стоял одетый с иголочки Лео, на которого из-за его молчаливости я раньше обращала меньше всего внимания – как оказалось, зря.

– Кажется, проскочили, – уронил он негромко после того, как священник провозгласил Винса и Лучию мужем и женой.

– Ты это о чем? – довольно сухо спросил Тони.

– Мама, конечно, расстаралась с платьем, – продолжал Лео спокойно, – но еще немного, и стало бы видно, что невеста на третьем месяце.

Тони сделал свирепые глаза и за спинами гостей показал брату кулак. Рэй изо всех сил старался сохранить серьезное лицо, но его так и распирало от смеха.

– Хватит вам препираться, – вмешался Джонни, стоявший вместе с Мэй ближе к проходу. – Лучия хотела стать женой Винса, ее отец не соглашался, тогда они сами все устроили так, что ему все равно пришлось уступить.

– Лучше бы он сразу согласился, – пробормотал Рэй. – Как будто он не знал, что Серано всегда добиваются своего.

Дальше торжества переместились в дом отца Лучии, что было более чем разумно, потому что в домике Розы гости бы точно не поместились. В саду загодя расставили столы, деревья украсили гирляндами, на веранде играл итальянский оркестр. Один за другим пошли тосты за жениха, за невесту, за их счастливую жизнь. Я сидела между Тони, который сообщал мне разные сведения то об одном, то о другом госте, и Джонни, которому приходилось отвлекаться на Мэй. Не привыкшая к таким застольям, которые затягиваются и где лучше пить понемногу, она быстро перебрала и захмелела. В пьяном виде ее вульгарность стала еще более очевидна, чем в трезвом; она несла чушь заплетающимся языком, порывалась встать и спеть что-нибудь, и я уже не раз и не два ловила пристальный взгляд Розы (она сидела на почетном месте возле жениха), обращенный в сторону Мэй, – взгляд, в котором не было ни капли симпатии. Когда Мэй опрокинула на скатерть бокал красного вина, да так удачно, что брызги попали даже на мою блузку, Тони, очевидно, решил, что с него хватит.