Агата Кристи - Неоконченный портрет

Было от чего придти в восторг — в особенности от дорожного несесера. От настоящего, её собственного дорожного несесера из темно-зелёной кожи. Внутри были флакончики и отделения для расчески и для одежной щетки, и были еще дорожные часы и даже маленькая дорожная чернильница!

Никогда еще, думала Селия, не было у нее такой красивой собственной вещи.

Поездка была чрезвычайно увлекательной, ну, во-первых, перебирались через Ла-Манш. Мама пошла прилечь в каюту, и Селия осталась на палубе с отцом, отчего она казалась себе очень взрослой и значительной.

Франция, когда они ее увидели, немножко разочаровала. Она выглядела как любое другое место. Но носильщики в синих форменных мундирах, говорившие по-французски, привели в восторг, как и поезд, потешный такой поезд с высокими вагонами, в который они сели. Им предстояло спать в нем, и это тоже привело в восторг Селию.

Ей и маме отвели одно купе, а папе и Сириллу — соседнее.

Сирилл, понятно, держался барином. Ему было шестнадцать, и он взял себе за правило ничему не удивляться, считая это чуть ли не делом чести. Вопросы он задавал как бы нехотя, но и Сирилл едва мог скрыть волнение и любопытство, которые охватили его при виде французского паровоза.

Селия сказала матери:

— Там и правда будут горы, мамочка?

— Да, дорогая.

— Очень, очень, очень высокие?

— Да.

— Выше даже чем Вудбэри-Бикон?

— Гораздо выше. Такие высокие, что вершины их покрыты снегом.

Селия прикрыла глаза и попыталась представить себе горы. Огромные холмы, уходящие вверх, вверх, вверх, — такие высокие, что наверное, даже и не увидеть их вершин. Голова Селии откинулась назад и еще назад: она представляла себе, как смотрят вверх на горы.

— Что с тобой, деточка? Шейку свело?

Селия решительно покачала головой.

— Я думаю о больших горах, — сказала она.

— Глупый ребенок, — сказал Сирилл с добродушной иронией.

Теперь начались волнения с устройством на ночь. Утром, проснувшись, они ведь уже будут на юге Франции.

Было десять утра, когда они приехали в По. Началась возня с багажом, а его было много — не меньше тринадцати больших сундуков с горбатыми крышками и бесчисленное множество кожаных саквояжей.

Наконец, от станции отъехали и направились в гостиницу. Селия смотрела по сторонам.

— А где же горы, мамочка?

— Вон там, милая. Разве не видишь снежные вершины?

Те?! Вдоль горизонта тянулась причудливая полоса чего-то белого, словно вырезанного из бумаги. Низкая такая линия. А где же те огромные, вздымающиеся вверх, прямо в небо, монументы, — высоко, высоко над головой Селии?

— О! — сказала Селия.

Она вдруг почувствовала разочарование. Да разве ж это горы!

Справившись с разочарованием по поводу гор, Селия просто наслаждалась жизнью в По. Еда была великолепной. Называемый почему-то «табльдотом» обед устраивали за длинным столом, уставленным всякого рода невиданными и замечательными кушаньями. В гостинице жили еще двое детей, сестры-близняшки, на год старше Селии. Она, Бар и Беатрис почти повсюду ходили вместе. Впервые за восемь лет своей жизни Селия познала наслаждение в проказах. Вся троица бывало уплетает апельсины на балконе, а косточки швыряет вниз, в проходящих мимо солдат в веселеньких синих с красным мундирах. Когда разозленные солдаты смотрели вверх, дети юркали под балюстраду и становились невидимыми. И еще они высыпали кучками соль и перец на тарелки, расставленные для табльдота, чем премного досаждали Виктору, старому официанту. Они прятались внизу, под лестницей, и щекотали ноги постояльцам, спускавшимся к ужину, длинным павлиньим пером. Заключительный же их подвиг совершен был в день, когда они довели горничную, убиравшуюся на верхнем этаже, до исступления. Они вошли следом за ней в ее маленькое святилище, где хранились веники и щетки. Она со злостью повернулась к ним, заговорила быстро-быстро на непонятном языке — французском, — и выскочила из комнаты, хлопнув дверь и закрыв тем самым детей. Троица оказалась в плену.

— Лихо она нас, — с обидой сказала Бар.

— Сколько, интересно, пройдет времени, прежде чем она выпустит нас отсюда?

Они хмуро смотрели друг на друга. Глаза Бар загорелись мятежным огнем.

— Я не потерплю, чтобы она взяла над нами верх. Надо что-то сделать.

Бар всегда была заводилой. Она взглянула на микроскопическое окошечко, которое только и было в этой комнате.

— Интересно, пролезем мы через него? Мы ведь не жирные. Что там снаружи, Селия? Есть там что-нибудь?