Агата Кристи - Неоконченный портрет

На всю жизнь Селия запомнила этот миг невероятного счастья…

И с тех пор в семье их говорили, когда кто-то начинал о чем-нибудь беспокоиться:

«Ну-ка, припомни Дикки и карниз!»

Сон про Стрельца стал другим. Стал почему-то более страшным.

Начало было хорошим. Веселый сон — пикник или вечеринка. Но в самый разгар веселья вдруг закрадывалось в тебя странное чувство. Будто что-то где-то не так… Что же это было? Ну, конечно же — Стрелец. Но он не был самим собой. Кто-то из гостей был Стрельцом.

Самое ужасное, было то, что это мог быть кто угодно. Смотришь на них. Все веселятся, смеются, болтают. И внезапно ты всё понимаешь. Это ведь мог быть кто угодно — и мамочка, и папочка, и няня или кто-нибудь, с кем ты только что говорил. Ты смотришь на мамочкино лицо — конечно же, это мамочкино лицо — и вдруг видишь холодные серые глаза — и из рукава мамочкиного платья — о, ужас! — высовывается культяшка. Это не мамочка, это — Стрелец… И ты просыпаешься с воплями…

И ты не можешь ничего объяснить — ни мамочке, ни няне: когда рассказываешь, сон не кажется таким уж страшным. Кто-нибудь скажет: «Ну не надо плакать, это был просто плохой сон, маленькая моя», и погладит по головке. И ты опять ложишься, но ты не хочешь засыпать, потому что сон снова может присниться.

Во мраке ночи Селия отчаянно убеждала себя: «Мамочка — не Стрелец. Она не Стрелец. Нет, нет. Я знаю, что она не Стрелец. Она — мамочка».

Но разве легко быть в чем то уверенной ночью, когда вокруг темнотища и сны все еще цепляются за тебя. Наверное, ничего того, что тебе показалось, и не было, и ты всегда на самом деле это знала.

— Мэм, мисс Селии опять приснился дурной сон прошлой ночью.

— А что это было, сестра?

— Про какого-то человека, у которого было ружье, мэм.

А Селия говорила:

— Нет, мамочка, не про человека с ружьем. Про Стрельца. Моего Стрельца.

— Ты боялась, что он застрелит тебя, да, родная?

Селия покачала головой… поёжилась.

Она не могла объяснить.

А мама ее и не заставляла. Она просто сказала ласково:

— Тебе с нами нечего бояться. Никто тебя не обидит.

Это успокаивало.

— Няня, что это там за слово — большое такое — на том объявлении?

— «Для бодрости», милая. «Сварите себе для бодрости чашечку чая».

Так было каждый день. Селия проявляла жадное любопытство к словам. Буквы она уже знала, но мама была против того, чтобы рано начинать детей учить читать.

— Я не стану учить Селию чтению, пока ей не будет шесть.

Но теории относительно того, как давать образование, не всегда срабатывают в жизни. К тому времени, как Селии было пять с половиной, она уже могла читать все книжки со сказками, что были на полке в детской, и разбирала практически все слова на объявлениях. Иногда, правда, она слова путала. Подойдет к няне и скажет: «Пожалуйста, нянечка, это слово значит «жадный» или «эгоист»? Я не помню». Поскольку читала она слова по их виду, а не по тому, из каких букв они сложены, с орфографией у нее всю жизнь потом не ладилось.

Чтение Селию завораживало. Оно открыло ей новый мир, мир, населенный феями, ведьмами, домовыми, троллями. Она обожала сказки. Рассказы о детях всамделишных ее не особенно занимали.

Немного было рядом детей ее возраста, с кем бы она могла играть. Дом Селии стоял уединенно, автомобили были еще тогда редкостью. Была одна девочка, на год старше Селии, — Маргарет Маккра. Время от времени Маргарет приглашали на чай или Селию звали на чай к Маргарет. Но в таких случаях Селия умоляла разрешить ей не ходить.

— Ну, почему, деточка? Тебе не нравится Маргарет?

— Нравится.

— А в чем тогда дело?

Селия только качала головой.

— Она стесняется, — презрительно говорил Сирил.

— Чушь какая-то, чтобы не хотелось встречаться с другими детьми, — говорил отец. — Это ненормально.

— Может, Маргарет дразнит ее? — говорила мать.

— Нет, — кричала Селия и заливалась слезами.

Она не знала, как объяснить. Просто не могла объяснить. А все было проще простого. У Маргарет выпали все передние зубы. Слова она выпаливала с невероятной быстротой и с каким-то присвистывающим звуком, и Селия никак не могла толком разобрать, что та говорила. Когда они однажды с Маргарет отправились гулять, мучения Селии достигли высшей точки. Та сказала: «Я расскажу тебе интересную сказку, Селия» и сразу же принялась рассказывать — с присвистом и шипением — о «принтетте и отвавленной контетте». Слушать ее было пыткой. Время от времени Маргарет останавливалась и спрашивала с требовательностью в голосе: «Ратве не прекратная скатка?» Селия же, героически скрывая то, что она не поняла ровным счетом ничего, пыталась отвечать разумно, а в душе, по своему обыкновению, обращалась за помощью к молитве.