Фридрих Глаузер - Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

HÔPITAL MILITAIRE DE FEZ.

Nom: Cleman, Victor Alois. Profession: Géologue.

Nationalité: Suisse.

Entrée: 12/7/1917. – Paludisme.

В переводе на немецкий это означало, что речь шла о неком Клемане Викторе Алоизе; профессия: Геолог; гражданство: Швейцария; дата поступления: двенадцатое июля тысяча девятьсот семнадцатого. Мужчина с диагнозом малярия.

У температурной кривой было несколько крутых пиков, она тянулась с двенадцатого по тридцатое июля. А тридцатого июля синим карандашом был изображен крест. Тридцатого июля умер Клеман Виктор Алоиз, геолог, швейцарец.

Клеман?.. Клеман-Хорнусс?.. Шпаленберг 12?..

Штудер вытащил записную книжку. То же самое было написано на первой странице рождественского подарка!..

– Барышня! – закричал Штудер; это обращение, по-видимому, не очень удивило девушку в меховом жакете.

– Послушай, барышня, – сказал Штудер. Девушка приблизилась. Он положил записную книжку на стол и стал вчитываться в записи, при этом задавая девушке вопросы.

И это теперь выглядело так, как будто вахмистр начал расследование нового дела.

– Это был твой отец? – спросил он, указывая на имя над температурной кривой.

Кивок.

– Как тебя зовут?

– Мари… Мари Клеман.

– А я вахмистр Штудер из Берна. Вчера человек, который встретил тебя сегодня утром на вокзале, попросил меня о помощи – в том случае, если что-нибудь произойдет в Швейцарии с его родственниками. Он рассказал мне сказку, но из этой сказки одно оказалось правдой: твоя мать мертва.

Штудер остановился. Он думал о свисте. Никакой стрелы. Никакого духового ружья. Никакой пестрой ленты… Газ!.. Газ тоже свистит, если выходит из газовой горелки… Тоже?.. И опять склонился над температурной кривой.

Вечерняя температура восемнадцатого июля и утренняя температура девятнадцатого была 37.25. Над этой чертой было отмечено:

«Сульфат хинина 2 км»

С каких пор хинин давали километрами? Описка? Вероятно, речь шла об инъекции и вместо 2 куб. см, что было бы сокращением для кубического сантиметра, какой-то растяпа написал «километр».

Странно…

– Твой отец, – продолжал Штудер, – умер в Марокко. В Фезе. Как я слышал, он там занимался разведкой руд. Для французского правительства… Кстати, кто был тот человек, который встретил тебя сегодня на вокзале?

– Мой дядя Маттиас, – ответила Мари удивленно.

– Все сходится, – сказал Штудер. – Я познакомился с ним в Париже.

Воцарилось молчание. Вахмистр сидел за низким письменным столом, удобно откинувшись назад. Мари Клеман стояла перед ним и теребила свой носовой платок. Тишину нарушил пронзительный звонок телефона. Мари хотела встать, но Штудер дал ей знак, чтобы она оставалась на месте. Он взял трубку и ответил так, как он обычно отвечал в офисе своего управления:

– Да?

– Можно фрау Клеман?

Неприятный голос, резкий и громкий.

– В настоящий момент нет, могу я ей что-то передать? – спросил Штудер.

– Нет-нет! Впрочем, я знаю, что фрау Клеман мертва, Вы меня не проведете. Вы, наверное, из полиции? Хахахаха…

Настоящий актерский смех! Человек произносил «Ха». Затем в трубке послышались гудки.

– Кто это был? – спросила Мари боязливо.

– Шутник, – сухо ответил Штудер. И вслед за этим спросил, – А где сейчас твой дядя Маттиас?

– Католические священники каждое утро, – ответила устало Мари – каждое утро должны служить мессу… Где бы они ни находились. Иначе, я думаю, им нужно получить разрешение… От Папы… или от епископа… я не знаю…

Она вздохнула, взяла температурную кривую и стала внимательно ее изучать.

– Что это значит? – вдруг спросила он и указала на синий крест.

– Это? – Штудер встал за девушкой. – Это, скорее всего, день смерти твоего отца.

– Нет! – вскрикнула Мари. Зaтем она продолжала более спокойно. – Мой отец умер двадцатого июля. Я сама видела свидетельство о смерти и письмо генерала! Мой отец умер двадцатого июля 1917.

Она замолчала и Штудер замолчал тоже.

После недолгого молчания Мари продолжала:

– Мать рассказывала об этом довольно часто. Двадцать первого июля пришла телеграмма, телeграмма должна быть, насколько я помню, в письменном столе, во втором ящике снизу. А потом, примерно через четырнадцать дней, почтальон принес большой желтый конверт. В нем было не так много. Паспорт отца, четыре тысячи франков в купюрах алжирского государственного банка и письмо с соболезнованием от французского генерала. Лиотей было его имя. Очень лестное письмо: Как хорошо господин Клеман представлял интересы Франции, как благодарна была страна господину Клеману за то, что он разоблачил двух немецких шпионов…