Валерия Вербинина - Замок четырех ветров

– Должен вам заметить, что ваши манеры… – сердито начал Августин Каэтанович.

– Давайте лучше думать не о моих манерах, а о том, что дракон приближается, – отмахнулся телеграфист. – Ну так что, Анастасия Михайловна?

– Спасибо за предложение, но я никуда не пойду, – сказала я.

Из аллеи вышла мать, повисшая на руке немолодого господина, которого она забрасывала смелыми репликами. Завидев нас, господин вспомнил, что его, кажется, ждут в доме, и, тактично высвободив руку, удалился. Мать подошла к нам, обмахиваясь веером.

– Уже стемнело, сейчас должен быть фейерверк, – проговорила она. – Не сидите здесь, не то все пропустите.

Ветер зашуршал в ветвях деревьев, и мать поежилась. На вечер она выбрала открытое синее платье, и теперь ей наверняка было холодно.

– Ты простудишься, – произнесла я. – Возьми мою шаль.

Я сняла шаль с золотыми листьями, которая так очаровала меня в лавке, и подала матери. Она посмотрела на меня со странным выражением, похожим на удивление, и я невольно рассердилась. Она что, считала, что я так бессердечна, что ни за что не расстанусь с шалью, когда ей холодно?

– Спасибо, – сказала она. – Что-то и в самом деле становится прохладно. Не забудьте про фейерверк.

Она удалилась, набросив на себя шаль, а я повернулась к Гофману.

– Расскажите мне о замке, – попросила я. – Он не сильно пострадал, когда его захватили?

– Анастасия Михайловна, ну это же старый немецкий замок, – ответил Гофман с улыбкой. – Уверяю вас, мы все исчезнем, а он так и будет стоять на прежнем месте…

– Вы не знаете, что стало с теми слугами, которых сослали за убийство графа Рейтерна?

– Теодор умер от воспаления легких. Жена его умерла вскоре после суда… он ведь не мог больше о ней заботиться, а она и так парализованная была… Про остальных ничего не слышал, значит, живы и отбывают наказание.

– А в Шёнберге все по-прежнему?

– Ну, для почтового начальства купили дом, который раньше принадлежал аптекарю.

– Тот самый, где одно время жил Джон Иванович с семьей?

– Ну да. Но теперь там живет другой начальник, а Джона Ивановича перевели во Фридрихштадт… Что еще вам рассказать? Левенштейна вы помните? Того, у которого убили жену?

– Помню, – сказала я. – Я даже когда-то покупала у него тарелки.

– Ну, так он сошел с ума. Бродит страшный, нечесаный, в каких-то жутких лохмотьях вокруг могилы жены и всем жалуется, что она его не любит, потому что никак не заберет на тот свет. Дети его взяли дело в свои руки и дают ему какие-то гроши, чтобы он не умер с голоду.

Высоко над нами взлетела первая ракета и, треща, рассыпалась на искры в темном небе. Начался фейерверк. Несколько минут над садом грохотало, трещало и рвалось. Когда фейерверк наконец стих, стало слышно, как в соседних особняках истошно лают встревоженные сторожевые собаки.

– Много шуму из ничего, – пробормотал Гофман себе под нос, но так, что все его услышали.

– Осторожнее, Карл, – сказал Августин Каэтанович, – некоторым может показаться, что вы завидуете.

– Завидую? Я? – Гофман сделал большие глаза. – Я бы позавидовал, если бы у него хватило ума накормить свою жену мышьяком и не попасться.

– О! О!

– Да-с, и если бы он потом женился на… на очаровательной барышне, которая способна составить счастье любого мужчины. – Говоря, Гофман с улыбкой посмотрел на меня. – Вот, пожалуй, был бы достойный повод для зависти!

– Вы, Карл, совершенно безнравственный, беспринципный и невыносимый человек, – вздохнул Августин Каэтанович. – Но по зрелом размышлении я вынужден с вами согласиться. – Мы расхохотались так громко, что вспугнули какую-то птицу, которая выпорхнула из ветвей стоящего поблизости куста сирени и улетела прочь. – Отчасти, дамы и господа, отчасти! Потому что я не одобряю кормление мышьяком своих ближних…

– Августин Каэтанович, так я и не настаиваю на мышьяке! – тотчас же нашелся телеграфист. – Цианид тоже сойдет…

– Тоже не одобряю! Решительно!

– Падре, вам не угодишь!

Мы смеялись и перебрасывались шутками до тех пор, пока к нам не подошли мой отец вместе с Сашей.

– Я нигде не могу найти твою мать, – промолвил отец с неудовольствием. – Ты не знаешь, где она может быть?

– Она хотела смотреть фейерверк, – сказала я.

– Нет, в доме ее не было и на веранде – тоже. Я везде смотрел.

– Но она не могла уехать без нас, – произнесла я. – Когда я видела ее последний раз, она шла вон туда, – и я показала, куда именно.

Но поиски не дали никакого результата. Августин Каэтанович привел Юриса и попросил его отправить слуг, чтобы они прочесали сад. Однако через несколько минут мать нашел вовсе не слуга, а мой брат Саша. Она лежала лицом вниз на одной из садовых дорожек, шаль съехала набок. Кто-то выстрелил в нее сзади, так что пуля прошла через сердце.