Валерия Вербинина - Замок четырех ветров

– У тебя скоро день рождения, – сказала я Саше. – Что тебе подарить?

Брат оживился.

– Лучше всего – фотоаппарат, – ответил он. – Больше ничего не надо.

На следующий день я отправилась искать фотоаппарат, на ходу припоминая все, что мне когда-то рассказывал Юрис. Фотоаппараты для любителей показались мне несерьезными, а профессиональные стоили слишком дорого, и я решила, что сначала посоветуюсь с Юрисом, тем более что сегодня мы увидимся с ним на вечере, где будут все наши друзья.

«Августин Каэтанович, Карл Гофман, сам Юрис и я с отцом… Почти как в Фирвиндене… И почему я никак не могу забыть о замке?»

Я зашла в модную лавку и стала рассматривать выставленные там шали, сумочки и платки. Хозяйка, очень худая и очень спокойная дама, показала мне все, что я хотела увидеть, а потом, внимательно поглядев на меня, достала плоскую коробку, в которой лежала великолепная вечерняя сумочка, расшитая бисером.

– Сколько? – спросила я.

– Это парижское, – ответила хозяйка с гордостью. – Шестьдесят рублей.

Анастасия Ланина, почтовая чиновница шестого разряда, низшего оклада даже мечтать не могла о том, чтобы приобрести такую вещь; но нынешняя Ланина только подумала секунду и достала кошелек.

– Беру.

Хозяйка поглядела на меня одобрительно и, как ловкий фокусник, извлекла откуда-то великолепную темную шаль, украшенную золотыми листьями.

– Только для вас. Вы умеете ценить вещи.

– Но я…

– Вам очень пойдет, – произнесла она внушительно, сама завернула меня в шаль и подвела к зеркалу. – Сто рублей за все. Либава – город ветреный, вечера тут холодные. Вы не пожалеете.

Я заметила в зеркале силуэт человека, который только что вошел в лавку, но не обратила на него внимания, потому что была поглощена шалью. Есть вещи, которые сидят на вас нехотя, будто делают вам одолжение – и вещи, которые словно созданы для вас. Один раз вы примерите их на себя – и понимаете, что они должны быть именно ваши и только ваши. Единственное, что меня смущало, была необходимость потратить сто рублей зараз.

– Не правда ли, барышне эта шаль очень к лицу? – обратилась хозяйка к посетителю.

– О да, – спокойно ответил тот. – Несомненно.

Вся кровь отхлынула у меня от щек. Чувствуя, как холодеет лицо, я медленно повернулась и встретилась взглядом с человеком, которого я долгое время считала Кристианом Рейтерном.

Когда-то я думала, что отдала бы все на свете, чтобы увидеть его живым; когда-то мне казалось, что если бы он не был графом, мне было бы гораздо легче с ним общаться. Теперь, можно сказать, все мои мечты исполнились, но я не испытывала от этого никакого удовольствия. Я попыталась подыскать, что бы такое ответить ему, но ничего не пришло мне на ум.

– Заверните мои покупки, – сказала я хозяйке. – И спасибо за все.

Я расплатилась, забрала свои свертки и двинулась к выходу, ощущая себя крайне мучительно и неловко. Кристиан (оставим за ним это имя, к которому я успела привыкнуть) задал хозяйке какой-то вопрос по поводу товара, которого явно не было в лавке, и вышел следом за мной.

На улице я остановилась и обернулась к нему.

– Кажется, у меня сегодня день неожиданных встреч, – промолвила я с вызовом в голосе.

Кристиан усмехнулся.

– Вы не закричали и не упали в обморок, значит, никакой неожиданности для вас не было, – ответил он. – Агата заметила, что фотография куда-то пропала. Она стала выяснять у Артура, куда он ее дел, он стал говорить, что разбил рамку и куда-то отнес фотографию, но из него плохой лжец.

– В отличие от вас, – не удержалась я.

– О, да вы переменились. Прежде вы не были такой колючей. Впрочем, все именно так, как я и думал: как только вы поняли, что я вовсе не граф Рейтерн, я сразу же перестал быть для вас интересен.

«Он говорит не от себя, – подумала я. – Это пересказ слов с чужого голоса… то, что она внушила ему. Мне надо быть очень, очень осторожной… Зачем она подослала его ко мне? Что именно ей от меня нужно?»

– Это вы пытались ночью забраться в мой дом? – спросила я вслух.

Кристиан сразу же перестал улыбаться. Впрочем, в его улыбке было больше актерского, чем естественного. Он играл роль человека, который держит ситуацию под контролем, хотя реальное положение было таково, что его даже двусмысленным нельзя было назвать.

– Если я отвечу утвердительно, вы очень рассердитесь? – проговорил он.

– Я рассержусь, если пойму, что вы собирались меня убить.