Марина Крамер - Охота на мстителя, или Дамы укрощают кавалеров

Коваль глянула в его сторону с уважением:

– Молодец, умеешь. А Вову, кстати, Марат за что приговорил?

– Побоялся, что Вова вам его сдаст.

– Профилактически, значит. – Марина удивленно постукивала зажигалкой по столу.

– Выходит, что так. Он вас когда увидел, почему-то испугался, решил, что вы из Вовы какие-то сведения тянете на Михаила Георгиевича. Решил, что на него тоже сможете.

– Идиоты. Чего не жилось-то спокойно? – вздохнул Ворон. – Слушайте, а давайте нажремся, а? Чего-то так от напряжения все тело сводит… Один же хрен, помещение оплачиваю, так чего не бухнуть? У нас и водила имеется, этот Вадим. Давай, Наковальня, решайся, – подначил он, видя, что Марина колеблется. – Накатим сейчас саке или чего здесь есть еще.

Марина перевела взгляд на мужа – тот улыбался:

– Давай-давай, давно не пила же. Сейчас за текилой сгоняю, и айда.

Коваль махнула рукой, давая понять, что согласна.

…Пятница прошла как в тумане. Страдая от жесточайшего похмелья, Хохол все же сделал над собой усилие и вышел на улицу, чтобы купить сок и минералку, потому что Марина лежала пластом. К ее удивлению, голова совершенно не болела, просто не было возможности встать – сразу начиналось головокружение. Предприняв пару неудачных попыток, Коваль решила не сопротивляться и лежать дальше. Они провели блаженный ленивый день, валяясь в постели, куря одну сигарету на двоих и ни о чем не беспокоясь.

Все закончилось в один миг. В дверь позвонили, и на пороге появился разъяренный Ворон с красным лицом и трясущимися руками. В одной он сжимал газету.

– Где? – оттолкнув открывшего дверь Хохла, с порога заорал он. – Где эта курва, твоя баба?!

– Э-э, Мишаня, не ори, не дома! – перехватил его за плечо Женька. – Что за финты?

– Руки, падла, убери! Где, говорю, эта тварь?!

– Что надо? – Марина появилась на пороге спальни в длинном шелковом халате.

– Ты… ты… – затрясся Ворон. – Ты, курва, знала?! Знала и гнала картину? Заче-е-ем?

– Так, стоп! – Она сжала виски пальцами. – Не базлай, скажи нормально, в чем дело.

Он ткнул ей влажную от пота газету прямо в лицо:

– На, читай, если еще русский язык не забыла!

Марина взяла газету, кивнула Хохлу, чтобы закрыл дверь и проводил Ворона в комнату, а сама, забравшись в кресло с ногами, забегала глазами по строчкам.

Это действительно была бомба.

Огромная, во всю полосу статья называлась «Криминальные родственники, или Клан Коваль» и была украшена двумя портретами – генерала в милицейской форме и самой Марины. Та самая фотография, которая была выбита на мраморном кладбищенском памятнике, – портрет в три четверти, длинные вороные волосы по плечам, чуть прищуренные глаза под длинной челкой.

Содержание статьи Марину интересовало мало, она примерно представляла, что там написано. Заинтересовала фамилия, которой был подписан материал. Едва взглянув, она почувствовала, что стало тяжело дышать, кресло под ней закачалось, заходило из стороны в сторону.

– Ты чего, котенок? – подскочил Женька, увидев, как она побледнела.

– Как… как он мог?.. – еле выговорила Марина, тыча в подпись.

Хохол бросил взгляд, но ничего не понял.

– Кто, котенок?

– Отец! Как он посмел?

– Да ты что? Какой отец, чей? Здесь же написано: «Е. Козырев».

Она наконец взяла себя в руки.

– Эх ты, Хохол. Живешь со мной сто лет и не знаешь, что мать мою звали Екатериной Козыревой. Это ее фамилию папенька использует иногда как псевдоним. Дай сигарету мне.

– И мне, – подал голос с дивана Ворон, которому, судя по лицу, стало совсем дурно.

– Женька, никаких сигарет. «Скорую» ему, его сейчас инфаркт хватит!

Хохол метнулся в соседнюю комнату, схватил мобильный и вызвал бригаду. Марина уже успела расстегнуть на Вороне рубаху, уложить его на диван и теперь толкала под язык найденную в косметичке таблетку нитроглицерина.

– Нет, Мишаня, только не здесь, не при мне, – цедила она сквозь зубы, растирая грудь Ворона узкой ладонью. – Давай держись! Я не хочу, чтобы ты унес в могилу злобу на меня, потому что я перед тобой не виновата. Я не знала, я просто не говорила кое о чем до поры! И в сговоре с Димкой я не была, он даже не знает, что я – это я! Не умирай, Мишка, слышишь?

Ворон закатывал глаза и тяжело дышал, Хохол никак не мог понять, чем помочь, но тут, к счастью, приехала бригада. Через десять минут Ворона на носилках спустили в машину, и с сиреной и мигалкой «Скорая» унеслась в больницу. Коваль обессиленно сидела на полу и тупо смотрела на валяющуюся перед ней газету. Подняла на Женьку больные глаза, тихо спросила: