Светлана Аксенова - Беги

Там они скромно присели на удобные диваны.

«Пожалуйста! – мысленно взмолилась Вика. – Пусть это окажется сном! Господи! Вот скоро три часа и что? Нас куда-то позовут? И что мы должны будем делать?»

– Привет, – присел рядом Виктор. – Не опоздал?

– Нет еще, – положив голову на плечо сестры, ответила Юлька. – Мой Женька, что-то задерживается.

– Работа, – глухо произнесла Вика. – Сейчас подъедет.

Мимо сновали люди. На лице каждого лежала печать такой безысходности, что хотелось выть.

– Вихлянцев Михаил Васильевич, – раздался вежливый девичий голос.

– Это мы, – отозвались три женщины и замерли в ожидании.

– Прошу в эту комнату.

«В комнату? Что там в этой комнате?» – внутренне сжавшись, Виктория сделала шаг.

Оббитый темно-голубой материей гроб. Шаг и еще шаг. Мужчина… Там лежал мужчина, но глаза отказывались видеть правду.

– Сюда, сюда, – завернула их девица. – Посмотрите, правильно ли оформлены венки и табличка.

– Да, да, – заверила Юлька. – Все правильно.

– Распишитесь, – девушка протянула ручку.

Пока Юлька расписывалась, бабуля схватила табличку и, обняв ее, направилась к выходу.

– Ой, табличка! – воскликнула девушка.

– Бабуль, отдай, – Виктория ласково освободила табличку и вернула ее на место.

– А? – Валентина Ивановна полностью потерявшись во времени и пространстве, отсутствующим взглядом посмотрела на старшую внучку.

«Здесь у всех такой страшный взгляд», – вздрогнула Виктория.

– Теперь можете подойти, – пригласил их к гробу крупный мужчина в темном костюме.

«К кому подойти? К папе? Это он там лежит?»

Сгорбившись, бабуля так взглянула на Викторию, что та с трудом удержалась, чтобы не заголосить.

– Мишенька, – прошептала Валентина Ивановна, проводя рукой по жестким волосам сына.

– Бабуль, ему сейчас хорошо, – бормотала Вика глупые слова утешения. – У него больше ничего не болит. Ты же видишь, как он выглядит? Помолодел и такой красивый.

– Он всегда был красивым! Даже смерть оказалась бессильна, – гордо ответила Валентина Ивановна.

– Вы какие тапочки ему одели? Покажите, – обратилась она к работнику ритуальной службы.

– Вот смотрите, – засуетился тот, откинув белую материю с ног. – Хорошие удобные тапочки.

– Хорошие, – согласно кивнула бабуля. – Мише будет удобно в них ходить.

«Ходить? Куда он будет ходить? Боже мой, папа! – Виктория не могла отвести взгляда от скрещенных рук. – Неужели это ты? Такой неподвижный? И ты нам ничего не скажешь? Мы больше не услышим твой голос? Еще несколько дней назад ты ходил и разговаривал с нами, а сейчас молчишь…»

– Уносите, – кивнул мужчина работникам. – А вы идите к машине, – кивнул он Вике.

– Пойдемте, – не дожидаясь, пока гроб унесут, Юлька схватила сестру и бабушку и потянула их на улицу.

Виктория смутно помнила, как рядом стоял муж и что-то говорил. А вот и Юлькин Женька подошел и пробормотал; что ему жаль, очень жаль…

– Заходите, – ритуальная газель распахнула двери, продемонстрировав удобные сиденья и голубой гроб, накрытый крышкой.

Дорога на кладбище была долгой. Виктория боялась, что на очередном повороте, гроб может перевернуться, и до ломоты в глазах смотрела на голубую ткань, изредка бросая быстрые взгляды на бабушку и сестру. Те держались. Держались из последних сил, боясь расплакаться, а ведь так хотелось. Но если бы заплакала одна, то другие бы разом подхватив этот плач, зарыдали бы и завыли. И без «Скорой помощи» не обошлось бы.

Вот и приехали.

«Как хорошо, что тепло и земля легко копалась, – мелькнуло в голове у Виктории. – Папа так боялся умереть зимой в мороз. Все переживал, что могилу будет тяжело копать. Господи, да о чем я думаю?»

Гроб открыли, и ритуальный сотрудник прочитал стих. Что за стих? Зачем? Наверное, так положено.

– Теперь подходите прощаться, – предложил он родственникам, отойдя от изголовья.

Прощаться!? Уже? Так быстро?

Валентина Ивановна, склонившись над сыном, поцеловала его и что-то прошептала. Не разрыдалась. Молодец бабуля, кремень.

«Теперь моя очередь», – на ватных ногах Вика приблизилась к изголовью и увидела поседевший мысик волос на лбу. Точно такой же был у нее, даже наклон в ту же сторону.

«Мы забыли дать ему расческу. Он ведь так любил причесываться».

– Папочка, – наклонившись, Вика, прикоснулась губами ко лбу отца. – Какой ты холодный, – сжалось от боли сердце. – Папочка, прости, – и отошла, освобождая место сестре.