Евгения Михайлова: Разрушительная красота (сборник)

— Но как ты вообще узнал, что я приехала?

— Большая проблема, — рассмеялся Рустам. — Мы вместе учились, и только с тобой, пожалуй, не было никогда связи. А другие приезжают и рассказывают, разумеется, и о тебе. Много о тебе. Ко мне привозят родственников оперировать. У ГБ, между прочим, я печатался. Елена Авалиани — не просто моя хорошая знакомая. У нее очень больна мать. Я оперировал ее уже два раза. Она мне и говорила всегда, когда ты приезжаешь. Не то чтобы я жаловался на судьбу, но она пишет психологическую прозу, наверное, поняла, как у меня все тяжело к тебе. Я просил, чтобы она не говорила обо мне. Как сказано одним несчастливым поэтом, — «я не хочу печалить вас ничем».

— Где ГБ?

— Вот этого не знаю. Я видел вас тогда. Не подошел. И в этот раз не собирался. Но мы успеем поговорить. Я, собственно, здесь как «скорая помощь». Нужно есть, пить, дышать воздухом, короче, восстанавливаться.

— Ох, — произнесла Кристина, опускаясь на кровать. — Ох, как же это все…

Он стоял на расстоянии, не подходя к ней, в белоснежной, торжественной рубашке, в голубых джинсах на стройных ногах, смотрел прямо и почти строго, а ее руки сами развязывали пояс белого халата. Все впервые у нее в этот раз здесь. И женская большая беда впервые, и ее инстинкты впервые настолько совпали с инстинктами другого человека. Ее мужчины, который ее искал, ждал, защитил. Спас.

Через два часа она ему прошептала, почему приехала, рассказала тихо сон. Он закрыл ее губы поцелуем. Он все с них считал.

Кристина не позвонила никому из грузинской группы контактов. Благоуханным воздухом была полна ее голова. Южное солнце послало свои лучи — своих детей — в ее кровь.

Сороковой день Ефима Лазаревича они отметили вдвоем в чистом и надежном доме Рустама. Ефим Лазаревич все же послал Кристине знак о том, что не ушел совсем. Она так и думала.

Мать назвала его Алексеем. Защитником. Она была тихой, мирной и спокойной женщиной. Когда ей сказали, что у нее родился на удивление здоровый ребенок, у которого сразу сильно и ровно застучало сердечко, не дрогнувшее при выходе в белый свет, она подумала, что родила защитника и себе, и всем слабым вокруг. Так бы оно и было. Но Алеша в школе переоценил силу и ловкость своих ног и рук. Полез на спор по канату, который ребята спустили ему с балкона восьмого этажа. Нет, подвели не руки-ноги. Подвели ребята, которые непрочно привязали к решетке балкона канат. Он оборвался на высоте шестого этажа. Сильный организм, сильный характер, и, главное, сильное сердце позволили Алеше вынести все муки — вытяжки, корсет, операции. Он даже не отстал от сверстников в учебе. Он ходил, бегал, подтягивался и отжимался на сильных руках. Просто ровный и гибкий позвоночник накрыл безобразный, большой горб.

Мама называла его по-прежнему Алешенькой, ребята Лешей, учителя Алексеем. Но он знал, что за спиной все называют его — горбун. Он возненавидел эту страшную, вечную обузу. Говорят же: «горбатого только могила исправит». А это очень долго ждать. У него такое сильное сердце, он уже устал это слышать от врачей, от мамы, которая так его утешает, не понимая, что усугубляет его скорбь, от преподавателей физкультуры, тренеров. Везет ему на хороших людей, ему помогают быть таким, как все. Но и они все, кроме мамы, для точности называют его Алеша-горбун. Чтобы не перепутали с другими Алешами… С теми, у которых все, как у людей, и которым не нужно помогать быть на них похожими. Он возненавидел и свое лицо. На нем все на месте… Просто такое лицо может быть только у горбуна. Даже на спину смотреть не нужно. Это навеки печальное и обозленное на судьбу лицо изувеченного зверя.

Алексей закончил школу с медалью. Они с мамой решили, что он поступит в мединститут. Его детскую мечту — стать спортсменом — аккуратно не вспоминали. Говорили лишь о том, как хорошо ему даются точные науки, какие у него сильные ноги: он может долго стоять у хирургического стола, какие точные и неутомимые руки: они помогут людям избавиться от боли и смерти. Да, речь шла только о хирургии. Это дело мужчины, исследователя, спасателя. Это дело, которое займет его мысли без остатка…

Он прекрасно закончил вуз. Получил хорошее место в частной клинике, где сначала ассистировал, а потом и оперировал при участии руководителя практики, которому и принадлежала эта клиника. Цены Алеше Десницкому не было — считали хирургические сестры. Первые успешные операции открыли Алексею смысл его жизни. Он стал мужчиной и не был несчастливым. Да, он стал мужчиной и в прямом смысле. Милая, скромная коллега Жанна из гинекологии, которой он не раз помогал с кесаревым сечением, как-то после очень тяжелой операции, во время которой она плакала от отчаяния: от только что родившегося ребенка уходила мать, — сказала ему, просто сидя напротив в ординаторской с чашкой чая: