Виталий Агафонов - Исповедь оборотня

Меня передёргивает! Точно так же говорил Альгис! Снова смотрю на него:

– Почему командир? – с недоумением смотрю, словно разговаривает со мной Альгис.

– Вид у вас такой, как у военного! Вы, смотрите теперь на меня, как на призрака! –

снова улыбается мой попутчик. Чувствую себя неуютно, ощущение, что он читает мои

мысли. Мне этого не надо. Мне вообще он не нужен.

Он складывает свои вещи, готовится к дальней поездке. Вскоре поезд трогается с

места, тихонечко катит к берегу. Мы, какое-то время, молчим, смотрим, как мелькают стойки

моста, на речку, которая тихонечко бежит с глубокими думами о бытие жизни. Хочется, чтоб

так продолжалось долго. Проехав Каму, после проверки билетов, взглянув ещё раз назад,

обращается ко мне:

– В гости, или ещё куда? – как будто старый знакомый, спрашивает меня.

– На встречу боевых друзей! – прикусив нижнюю губу, оценивающе смотрю на него.

– Стало быть, в Москву! Приятно встретить военного! А что так печально? Встреча же

всегда радость! – смотрит мне прямо в глаза, и у него улыбка.

– А если встреча на кладбище! – кое-как выговариваю я, на глаза проступают слёзы.

Отворачиваюсь в сторону окна. «Почему ему всё это говорю. Кому какое дело до моих дел,

проблем!.. Что нельзя просто тихонечко ехать и ничего не говорить! Ну, всё будет донимать

до самой Москвы!.. А может, развеет мои мысли и мне станет легче?..» То ли внешний вид,

то ли говор приятного баритона, но что–то располагает к нему. И я понимаю, что, «насчёт

помолчать», скорей всего, бессмысленная затея.

– М-да! – цокает он языком, – По себе знаю, как тяжело терять своих боевых друзей! –

какое-то время смотрит через окно вниз, словно замирает.

Потом поднимает посветлевший взгляд:

– Разрешите представиться! Светлов Николай Евгеньевич! Офицер запаса! Служил в

РВСН! Потом в милиции!.. – протягивает руку, для рукопожатия и обезоруживающая улыбка.

Он, явно не собирается играть в молчанку. Мне приходится с этим мириться.

– А вы куда едете? – представившись, вяло пожав руку, спрашиваю его.

– Еду домой, к родителям, на Родину! Давно не виделся, аж, целых три года!

– К родителям, это хорошо! Здорово, что они у вас живы! Что так долго не ездили, не

навещали? Были в командировке? – пытаюсь поддержать разговор.

– Так получилось! – говорит грустно, опускает голову. Его настроение меняется.

Происходит немая сцена: он, нагнувшись вперёд, смотрит вниз под ноги, я, удивлённый

внезапным его поведением на него.

– Вы, смотрю, на пенсии форму не теряете? Ходите в тренажёрный зал? – меняю тему

разговора.

– Я не на пенсии! – поднимая взгляд, спокойно отвечает он.

– А что так? – недоверчиво спрашиваю.

– Не дослужил! Уволился в 90-ые из армии!

– Не мудрено! Смутные годы развала лихих 90-ых, когда денег не платили, многие

уволились с Вооружённых Сил! Да, были тяжёлые времена!..

– По не подписанию контракта! – не громко уточняет он.

– У нас многие, грамотные офицеры, тоже не подписывали контракт! Был приказ об их

увольнении до Нового года! Потом дослуживали в милиции! – продолжаю я.

– Вот и я тоже! – так же, удивляя своей грустью, подхватывает, наклонив, немного в

сторону, голову.

– В 90-ых, вначале 2000-ных, происходит много кадровых изменений, милиция

превращается в организацию, которая сжирает саму себя! Это сложный период для МВД! Я

читал! Период, когда там творился беспредел! Вы, наверное, тоже попали в эту мясорубку,

раз так говорите?

– Вообщем, да! – неопределённо отвечает он.

– Не дали дослужить? Попробовали бы в пожарники!

– Бесполезно!.. – произносит удручённо.

– Почему?.. – снова удивляюсь я.

– Я осужденный! – и лицо становится каменным.

– В смысле?! – опешил, смотря на него.

– Мотал срок и освободился! – так же продолжает он.

– Вы меня разыгрываете? По вам не скажешь! За что же вас так? – усомнившись,

спрашиваю его. Передо мной сразу встаёт картина камеры: зеки сидят на нарах с

перекошенными угланскими рожами. У всех на теле татуировки. А он сидит передо мной и у

него чистая, загорелая кожа.

– Возможно! Но это так! Я «оборотень» в погонах! Я бывший «ЗК!» – акцентируя на

последнем слове, меняя голос, медленно произносит он.

– По какой статье? – сочувственно интересуюсь.

– В наше время! – поправляется, – Особенно в наше время, нельзя зарекаться от

тюрьмы и сумы! Был бы человек хороший, а за что всегда найдут!.. – продолжает он, не