Вячеслав Воронов - Скальпель

Как только я притворил за собой дверь, раздался телефонный звонок. Серега, вскочив из-за кухонного стола, быстро отыскал трубку и ответил.

— Стас, тебя.

Сполоснув рот и поспешно утершись полотенцем, я вышел из ванной и вцепился трубку.

— Значит, в одиночку ты не справляешься, — услышал он знакомый голос. — Решил помощника подключить.

— Опять ты. Чего тебе надо? Кто ты такой?

Слова мои прозвучали скорее просительно, чем требовательно. Я оперся рукой о спинку кресла, словно без поддержки тела вести разговор был не в силах.

— О-о, что-то ты захирел, твой голос не соответствует голосу избранника, которому выпало создавать собственный мир. В чем дело? Ты сдаешься по любому поводу: получаешь посылку — расстраиваешься, пропадает она — опять ты в трансе. Тебя не поймешь. И это человек, который должен свернуть горы!

— Зачем ты забрал это?

— А что, оно тебе так надо? Ты сам просишь? Я могу прислать еще.

— Не надо.

— Знаю, что не надо. Я, в отличие от тебя, договоры соблюдаю. Если не сделаешь, что велено, снова получишь посылку. И ты знаешь, какую.

— У меня не получится. То, что ты требуешь, нереально! Где я возьму эти деньги за три дня? Послушай, давай прекратим это… что ты выдумал такое? Я продам… машину, еще что-то, и заплачу тебе, но отдай мне сына! Зачем тебе это все… подумай сам!

— Условия остаются прежними, — сухо прозвучал ответ. — Ты можешь, и сделаешь. Или ты согласен отдать сына за грехи, за никчемность этого мира? Давай, сдавайся, признай свое поражение — и пусть сын отвечает за твою слабость, твою несостоятельность! Заткни ребенком дыры своего несовершенства, отдай его на заклание! Пусть отдувается вместо тебя.

— Что за ерунда, да ты просто больной…

— Больной в данном случае — ты, и для твоего излечения требуются радикальные средства. Поучись у своего напарника — он, кстати, больший реалист, он более приспособлен к жизни. Всё, разговор окончен, — он отключился.

— Кто это был? — развязно спросил Серега, развалившись на мягком стуле, за кухонным столом, заложив ногу за ногу и ласково поглаживая стакан с пивом.

— Это был он.

— Он?

— Да. Послушай, Серега, ты не брал…

— Что не брал?

— Сверток в морозилке…

— Какой сверток? Палец, что ли? Ты что? — Точно не брал?

— Да зачем он мне? Я что, на идиота похож?

— Он все знает, Серега, все! Послушай, мне и так сейчас тяжело…

— Да кто он и что знает? Ты что, Стас?

— Тот, который звонил только что.

— Какой еще «тот»? Я же брал трубку! Это баба была, Стас, баба!

Наутро, когда я проснулся и некоторое время пролежал, глядя в потолок, мне пришла мысль, не сошел ли я с ума. Это меня даже развеселило, и я тотчас подумал, что все это ерунда, хотя знал, что большинство психов уверены в своей нормальности. Пьянки, после которых я мало что помнил, шокирующие происшествия последних дней — все это зарождало во мне ростки недоверия к собственной способности адекватно воспринимать реальность. «Вот ведь подстроил, сука!» — подумал я про того демона, манипулировавшего моей жизнью. Злоба затопила меня настолько, что я вцепился зубами в край одеяла и стал с рычанием мотать головой, словно взбешённый пёс, рвущий шкуру противника. Вслед за вспышкой злобы пришло бессилие, штормовой волной накатило отчаяние. Я не видел выхода, ничего сделать нельзя; весь мир сговорился и ополчился против меня.

Теперь я не мог доверять даже Сереге, хотя, как и прежде, буду жать ему руку при встрече, как ни в чём ни бывало разговаривать, и принимать от него участие и помощь. Кто взял палец? Если Серега, то я уже и не знал, как поступать. Я старался вспомнить, воссоздав поминутно вчерашний вечер, когда он мог это сделать. Может, и были мгновения, когда он оставался на кухне один, но все равно это выглядело нереально. Все перемешалось у меня в голове, как компоненты раствора в бетономешалке. Возможно, Серега один из них. Несмотря на это это, я не хотел участвовать в этой игре в одиночку. Хотя с Серегой я решил держать ухо востро и действовать по обстоятельствам.

Новый день, четвертый из выделенных мне шести, задавался таким же жарким, как и предыдущие три недели. Казалось, ничего не изменится в этом мире до скончания веков. У меня едва хватило душевных сил уделить внимание собственному здоровью — плеснуть на синяки холодной водой, смазать ссадину на голове йодом. Проделывая это, я чувствовал раздражение, словно с жестокого похмелья.

В десятом часу утра мы с Сергеем с пачкой листовок стояли у входа в «Посейдон». Пачка выглядела жалким образом, и если бы явились бандиты с проверкой, мы вполне могли закончить день в реанимации. Серега, как всегда, держался бодро. Припухшая переносица его посинела, казалось, еще больше, под глазами были хорошо заметные, неизменные в последнее время мешки. Не слишком презентабельный вид, тем не менее, не мешал ему безо всякого смущения приставать к прохожим, навязывать листовки, красочно расписывая все прелести магазина «Посейдон».