Ирина Левит - Двойка по поведению

В какой-то момент он просто отключился, а когда «включился», наткнулся на ее настороженные глаза, похожие уже не на изумруды, а на болотную тину…

Несколько дней он тупо пролежал на диване, ничего не видя, никого не слыша, никак не воспринимая попытки родителей хоть немного его расшевелить. А потом вдруг ожил, вскипел, взорвался изнутри и ринулся в бой.

Он вылавливал ее в общежитии, в университете и на улице… Он негодовал, умолял и унижался… Он готов был на все, но только ради нее…

Она не убегала, не пряталась, не возмущалась. Она, как и в первый раз, говорила спокойно, твердо, веско. Но он ничего не хотел воспринимать…

Однажды, уже по зиме, он подловил ее с новым женихом. Ему очень хотелось этого жениха удавить, и, возможно, он даже попытался бы это сделать, но Ира, крепко ухватив своего нового избранника за локоть, произнесла:

– Андрей! Я когда-то относилась к тебе очень хорошо. – Она не сказала: «любила». – Но сегодня ты не вызываешь у меня ничего, кроме презрения. Вот именно так. Я презираю тебя, Андрей. И мне очень неприятно, когда ты появляешься на моем пути. Наши пути разные. Они никогда не пересекутся. Запомни это раз и навсегда.

Она смотрела прямо, решительно, и в ее глазах были пропечатаны те самые слова, которые она только что озвучила.

Жених деликатно отвернулся.

В тот день Андрей Качарин впервые напился до беспамятства.

Наутро его выворачивало наизнанку, всего трясло, перед глазами летали неопознанные объекты, голова разламывалась на мелкие осколки, и родители вызвали «скорую помощь». Его отвезли в больницу, где откачивали несколько суток. Пожилой врач разводил руками:

– Не такая уж у него сильная интоксикация, чтобы чуть не помереть.

Из больницы он вышел другим человеком.

Он больше не любил Иру. Он ее ненавидел. Так сильно, так глубоко и так неотвратимо, что все остальное стало казаться слабым, мелким и проходящим.

Он все же написал диплом и окончил университет. У него была возможность остаться в лаборатории, но он не остался. Для этого пришлось бы работать в Академгородке, а значит, хоть изредка сталкиваться с Ирой.

Он не желал ее видеть. Он не хотел ее знать. Он не хотел о ней помнить.

Категорически!

Но это его желание оказалось столь же бессильным, как и его разом исчезнувшая любовь.

Он периодически ее видел. Он многое о ней знал. Он всегда ее помнил.

У него были женщины, но он так и не смог создать свою семью и полюбить кого-то другого.

Он был у Иры первым мужчиной, а она оказалась его последней любовью.

Он поступил на работу в геологическую партию и много колесил в экспедициях. Потом, в девяностых, когда нефтяники с газовиками пошли в гору, а геологи – под гору, все бросил и устроился учителем труда в гимназию. Не самое это было доходное место, но с детьми он ладил, а главное – получил возможность заниматься тем, что умел делать особо хорошо и что обеспечивало ему вполне сытую жизнь. Золотые руки Качарина очень ценились…

Зойка залетела в комнату, как всегда, с громким топотом. Обычно ее поступь была слышна далеко на подходах, но, задумавшись, Качарин обнаружил физкультурницу только тогда, когда она с грохотом распахнула дверь – вполне тихая дверь всегда грохотала под рукой метательницы дисков.

– Василич, спасибочки! Сколько я тебе должна?

– Пятьдесят рублей. – Качарин протянул утюг.

– Спятил, что ли?! – не поверила Зойка.

– Да тут работы почти никакой. – Совсем бесплатно Качарин не делал ничего. Из принципа. – Считай, полтинник просто за срочность.

– Ну, спасибочки! – повторила Зойка, протянула деньги, чмокнула мастера в щеку. – Тогда я побежала!

– Стой! – хватанул Качарин крепкую Зойкину руку. – Что там у Володи?

– Что-что! – Крепкая рука мгновенно стала каменной, а добродушный голос – злым. – Сама пока не знаю! Володька от следака выполз мрачный, аж жуть! Ждет меня в тренерской. Сейчас я его до дома провожу и все разузнаю.

Андрей Васильевич усмехнулся. Провожание Гриневича будет как всегда означать, что тот повезет на своих «жигулях» Зойку до ее собственного дома.

Он вновь придвинулся к окну, вытащил очередную сигарету и принялся вертеть ее в пальцах, решая: закурить или все же малость обождать, дать передышку легким. Затем прикинул, что одной больше, одной меньше, уже не суть важно, и щелкнул дешевой зажигалкой. В этот момент из-за пристройки появились физкультурники и направились, минуя «пятачок», в дальний угол школьного двора, где Гриневич оставлял свою машину. Володя шел, хмуро глядя себе под ноги, а Зойка топала рядом, возбужденно уставившись в его профиль и шевеля губами. Они даже внимания не обратили на Лину Томашевскую, все так же продолжавшую кого-то поджидать на «пятачке», однако Лина обратила на себя внимание сама.