Юлия Алейникова - Золотой камертон Чайковского

Та успокаивающе кивнула.

– Евдокия Михайловна, Евдокия Михайловна, – тихонько позвала врач, и глаза больной открылись, взгляд не без труда сфокусировался. – К вам товарищ пришел из уголовного розыска, поговорите с ним, пожалуйста.

Евдокия Михайловна, медленно перевела взгляд на капитана, и он снова засомневался, сможет ли получить от женщины хоть какие-то сведения. Но та смотрела на него выжидающе и вполне осмысленно.

– Евдокия Михайловна, вы работаете уборщицей в филармонии?

Та молча прикрыла глаза.

– Вы знаете, когда и как отравились?

– Яд попал в кровь через рану на пальце, – вмешалась в разговор Варвара Евгеньевна.

– Как вы поранили палец?

– Я гримерки убирала, пыль сметала, мусор из шкафов и столов выгребала. Артисты, они такие, – слабым голосом, с паузами рассказывала Евдокия Михайловна. – Любят после концерта выпить, а бутылки потихоньку в шкаф или под диван, а фантики или бумажки какие – в ящик стола. Главное, чтоб на виду не валялось, вот и ползаешь за ними, убираешь. А тут в ящике стола стала прибирать, вместе с мусором какая-то стекляшка попала да и выскользнула, шлеп на пол и разбилась, а из нее высыпалось что-то белое, вроде сахарной пудры или крахмала. Вот, думаю, чего только не притащат, хотела собрать и палец порезала. Стеклышко-то больно тоненькое оказалось. Ну, я палец пососала и дальше убирать, ранка-то невелика, а уж через час мне как-то совсем заплохело, пришлось неотложку вызывать, – едва слышно проговорила Евдокия Михайловна, прикрывая глаза.

– Все, на сегодня хватит, – беря Евграфа Никаноровича за рукав, проговорила Варвара Евгеньевна.

– Сейчас доктор, сейчас, один вопрос. А чья это была гримерка? Кто ею пользуется?

– Восьмая, – не открывая глаз, проговорила Евдокия Михайловна, и Евграфа Никаноровича вывели из палаты.

– Восьмая грим-уборная? – взглянул на Евграфа Никаноровича поверх очков статный, безукоризненно причесанный, одетый в костюм-тройку администратор. Экий щеголь напыщенный, подумал про себя с неодобрением Евграф Никанорович, стеснительно пряча под стул ноги в старых сапогах.

– У нас одной грим-уборной сегодня одни пользуются, завтра другие, репертуар у нас очень обширный, много гастролирующих коллективов выступает, в том числе и зарубежных, – объяснял Самсон Гербертович, шурша страницами журнала. – А, вот, пожалуйста. За последний месяц. Извольте, – пододвинул он к гостю журнал, и Евграф Никанорович тут же вцепился взглядом в фамилию Минкин, она повторялась за этот месяц не менее десяти раз, в том числе в те числа, что был убит Щеголев.

Вот оно! Вот та сыщицкая удача, что вытягивает любое безнадежное дело, вот та мелочь, тот выверт судьбы, что никогда не дает убийце уйти от расплаты.

Ни одно самое идеально продуманное преступление не остается безнаказанным! Ни одно!

– Я понятия не имею, о каких склянках вы толкуете! Я ничего в шкаф не клал, я вообще не представляю, как туда могли попасть какие-то бутылки, я не пью! И вообще, почему вы обращаетесь именно ко мне? Я что, единственный пользуюсь этой гримерной? Да там куча народу бывает, она же не закрывается никогда, да туда можно что угодно спрятать, никто не заметит! Никому дела нет, – горячился Исаак Борисович, сидя в кабинете следователя.

– Да, но никто из прочих музыкантов, занимавших ту же грим-уборную, не был близко знаком с Модестом Щеголевым и не присутствовал в вечер убийства на его домашнем торжестве, – мягко проговорил следователь.

– Да объясняю же вам, мне подкинули эту дрянь, и сделать это мог кто угодно! – со слезами в голосе возопил Исаак Борисович.

– Разумеется. Только вот какая загвоздка: вещество, которым был отравлен Модест Щеголев, в аптеках не продается.

– И что?

– А то, что достать его непросто, не каждый может.

– Вы намекаете, что я могу? Где? В музыкальном магазине? У настройщика? – как бы ни храбрился Исаак Борисович, но вид он имел бледный, почти до синевы, руки его дрожали, а на лбу выступила испарина.

– Ну что вы, нет, конечно. Я даже не намекаю, я утверждаю, что это вещество вы без труда могли достать в Научно-исследовательском институте химической промышленности, в котором работает ваша хорошая знакомая Анфиса Павловна Рудквист. Вы сами взяли это вещество в лаборатории или попросили вашу знакомую его достать?

– Что? Ничего я не брал и ничего не просил! Клянусь вам, даю вам слово чести! Я никого не убивал, никаких веществ не брал, я даже не знаю, чем именно занимается Анфиса, мы никогда не разговариваем о ее работе!