Татьяна Коган - Клуб для избранных

Они ведь не всерьез, да? Они ведь не думают, что он туда поплывет?

Он машинально сунул руку в карман, чтобы достать таблетки, и тут же отдернул ее, громко выругавшись. Придется справляться собственными силами, дружище.

Нет, это исключено. Он ни за что не нырнет.

Слева желтели подсвеченные лампами опоры Гарвардского моста. В серых сумерках чернели голые ветви сухого дерева — наверное, вымерзло зимой. Шелестели и раскачивались от ветра пышные кроны соседних деревьев, и лишь мертвый крючковатый остов стоял неподвижно, вцепившись сучьями в низко нависшее небо.

Тик-так, Майки. Тик-так.

Он почувствовал, как поднимается изнутри первобытный, леденящий страх. Современная психиатрия с успехом подавляет его при помощи медикаментов, и Нолан неоднократно прибегал к их помощи, но только не теперь.

Теперь нет волшебных пилюль, Майки. Сам-сам-сам. Тик-так.

Голос в его голове. Чертов голос всегда появлялся вместе с чувством беспомощности.

Он еще мог бы спастись от преследователей на земле — убежать, спрятаться. Но как спрячешься в воде?

Река узкая — сколько тут, полмили приблизительно? Можно даже посчитать горящие окна высоток на том берегу. Но как заставить себя шагнуть в эту жидкую пропасть? К горлу подступила тошнота, а живот скрутило с такой силой, что Нолан согнулся пополам и стоял так несколько долгих минут, пока боль не отпустила.

Из трубы на крыше особняка поднимался сизый дымок — и тут же растворялся в ночной темноте.

Справа, на искрящемся небоскребами горизонте, каменели арочные пролеты Лонгфелло — Бобби говорил, что местные называют этот мост «солонки и перечницы» из-за расположенных на нем башенок. Внизу, по кажущейся застывшей поверхности воды, бежали длинные светящиеся дорожки.

Майк прошел вдоль берега и свернул на маленький деревянный док. Волны смачно хлюпали о дощатый настил, и этот звук показался Нолану омерзительно тошнотворным. С таким звуком, наверное, смыкается болотная жижа над головой утопленника. Он поспешно вернулся на берег и сел на поросший травой уклон.

Тик-так, Майки. Тик-так.

Бесшумно вибрировал мобильник. Он не поднимал трубку, незряче уставившись в простиравшуюся перед ним речную гладь.

Майк Нолан боялся двух вещей. Вторая — вода. Темная, бездонная глубина озер и рек.

Родители твердили ему, что он не виноват. Маленький ребенок не несет ответственности, не может нести. Его таскали по психологам, его убеждали, уговаривали, лечили, учили жить в гармонии с самим собой, сбросить ношу, не терзаться виной за то, чему он не мог противостоять. Он делал все, что ему велели. Он выполнял упражнения. Родители поддерживали его и радовались прогрессу. Но единственный прогресс, которого Майк добился, — научился притворяться нормальным.

До полуночи оставалось тридцать минут. Майк решительно встал, снял куртку и кроссовки, задержал дыхание, смиряясь с мыслью, и шагнул к воде.

Главное — не думать. Не чувствовать. Просто грести. Выбросить одну руку вперед, потом вторую. Сделать вдох. И снова выбросить одну руку вперед, потом вторую.

Вода такая ледяная, что тело немеет. Это хорошо. Холод отвлекает. На холоде можно сконцентрироваться. С холодом можно смириться.

Черная вода обволакивала его со всех сторон. Майк плыл вперед, не оглядываясь, не останавливаясь, и расстояние между ним и буйком, казавшееся непреодолимым, постепенно сокращалось.

Главное — не думать.

Над головой пронеслась бесшумная тень. Нолан сделал несколько больших гребков и схватился за буек. Красный пластик без единого знака. Ни буквы, ни цифры. Куда они прицепили свое послание?

И тут же понял куда.

Что-то тихо прожужжало в прозрачной высоте. Майк задрал голову, успев заметить пролетевший мимо дрон. Прекрасно. Они следят за ним. Он подтвердил свое присутствие. Но какой в этом толк, если он не достанет новые координаты?

Он опустил взгляд и едва не задохнулся от нахлынувшего ужаса. Черная вода окружала его, смыкаясь вокруг шеи удавкой и пробуждая в памяти картинку из далекого прошлого. Он пытался протестовать, но оживший мираж в считаные секунды поглотил его, лишил способности сопротивляться.

…Что бы ему ни внушали умные доктора, к каким бы уловкам ни прибегали, Майки знал, что совершил преступление, смалодушничал, и этого факта уже ничто никогда не отменит. Совесть можно заглушить, но не уничтожить. Она останется внутри, живая, терзающая тебя подобно изощренному палачу. Никуда от нее не сбежишь, ничем не задобришь.