Антон Мищенко - Счастье безумца

Я рассказал о сцене, которую застал по дороге в школу, и съехал на то, что был слишком под впечатлением, чтобы обращать внимание на монотонный нудеж Веры Семеновны. К слову, в это мама поверила с натяжкой, или только сделала вид, что поверила, так как подобные происшествия были не редки в нашем городе. В год в Сосногорске случалось до десяти таких перестрелок, и это была не первая расстрелянная машина, которую я успел повстречать. Чаще это были разборки криминального элемента между собой, реже стычки с милицией. Местные авторитеты предпочитали сохранять балланс отношений с властями, и при наличии денег у первых и жажды наживы у вторых, балланс этот был почти непоколебим. Конкретно про тот случай, последствия которого застал я, позже говорили, что милицейский патруль увидел "ниссан", отъезжающий от кабака, и решил проверить водителя на алкоголь. Управлявшие машиной братки, которыми, в свою очередь, управляла выпитая водка, не долго думая, принялись стрелять по ментам, что в итоге и привело к аварии, возгоранию и новым могилам с венками "от братвы".

Этот случай тоже быстро отошел на задний план, и уже скоро поток моих мыслей вновь был только об одном. Я стал думать, как можно осуществить задуманное, не нажив при этом неприятностей. Чем больше я об этом думал, чем чаще смотрел на машины, представляя их объятыми пламенем, тем тяжелее было настроиться на что-то другое, и к концу недели мама уже начинала на меня злиться за мою рассеянность.

– Перестань витать в облаках! – одернула она меня в сотый раз, когда мы стояли в очереди в гастрономе, – Следи за сестрой. И займи очередь в хлебном отделе, когда откроется касса.

– Да, да, – заверил я, стараясь заставить себя перестать думать об огне хотя бы на пять минут.

– Мам. Мам, – дергала ее Машка за рукав, – Мам, там дядя.

– Какой еще дядя? – повернулась к ней мама.

– Пор-р-рядочный дядя.

Мама проследила за взглядом Машки и заметила Михаила, склонившегося над прилавком с колбасой. Я тоже его заметил и сразу узнал, хоть он и стоял к нам спиной. Получив от продавщицы палку колбасы, он направился было к выходу, мельком скользнув по мне взглядом, но тут же остановился и снова повернулся ко мне, узнав меня. Он приветственно помахал рукой и, заметив уже и маму с Машкой, подошел к нам.

– Кристина Александровна, это вы, – произнес он.

– Добрый день, Михаил, – ответила мама, – Простите, не знаю отчества.

– Федорович, – машинально сказал тот и будто опомнился, – То есть, просто Михаил. Для вас. Ну, то есть, Миша просто. Для вас, – он покрылся пунцовой краской, – Черт возьми, я мямля.

– Ничего страшного, – мама беззлобно рассмеялась, – Просто Кристина.

Глава 3.

Человек в старой зимней куртке стоял в темном, плохоосвещенном дворе общежития, глядя на одно из окон, в котором недавно погас свет. Декабрь в Сосногорске был малоприятный – после дождей ударили морозы, и дороги представляли собой каток, присыпанный постоянно падающим снегом. Морозный воздух кусался за щеки, периодически обнаруживались тела замерзших насмерть бомжей и алкашей, а старые ботинки нисколько не грели ноги, и уже через пять минут на улице пальцы теряли чувствительность.

Но человека это будто не волновало. Он вынул из кармана руку и почесал горло, нащупав пальцами небольшой шрам. Шрам был нанесен трубкой от шариковой ручки, которую пару лет назад ему пришлось воткнуть себе в горло, чтобы появилась возможность дышать и выбраться из горящей избы.

Человеком этим был Дмитрий Косма, самый близкий друг Максима, известного поджигателя. Дима всегда был осторожным, скрытным и совсем не глупым. Даже после того, как Максима арестовали, никто никогда не говорил, что поджигатель действовал с сообщником. Возможно, в его деле этот пункт был, но сми этот факт не освещало, дело официально закрыли, а его, Косму, никто никогда не искал. Собственно, спрятаться в глубинке, пока в стране творится бардак, было не так уж сложно, но и в этом не было необходимости. Его документы неоднократно проверяла милиция, когда Диму останавливали на улице, и ни разу не возникало никаких проблем.

Не так давно он прибыл в Сосногорск со вполне конкретной целью. Предательство Максима, самого близкого друга, задело Диму, и целью его дальнейшей жизни была месть. Поначалу он хотел попросту покончить с жизнью, столь сильно его задел факт предательства единственного близкого человека. Спасение из горящего дома было скорее инстинктом выживания, нежели осознанным шагом, но до того, чтобы шагнуть вниз с петлей на шее, все-таки не дошло. Дима посчитал, что Максим должен испытать ту же боль, какую причинил ему. Они были друзьями с самого раннего, детдомовского детства, и только потом на какое-то время разделились, когда обоих призвали в армию, и после, во время учебы в институтах. Максим поступил на геологический факультет в Иркутске, а Дима уезжал в Красноярск учиться на инженера-строителя.