Лариса Соболева - Ночи с Камелией

– Не надо грести всех под одну гребенку, я тебе рассказываю, как ко мне идея пришла. Ну, а потом отпечаток каблука, потом все эти поиски убийцы… У меня как-то само собой выстраивалось.

И вдруг молчание. Это было не то молчание, когда людям не о чем говорить, в нем спряталась пауза перед решением. София поняла, что сейчас услышит ожидаемые слова, и неважно, как они будут сказаны – напрямую, или с длинным предисловием, или намеками. Она поймет. Но с этого момента произойдут изменения, возможно, большие, и София к ним готова. Артем поднялся, поставил стул к стене, где тот стоял раньше, и сказал:

– Ладно, пойду.

Не то сказал. Значит, не время. Неожиданно он вернулся, уперся ладонями в стол, очутившись лицом к лицу с Софией. Снова пауза, от которой в ушах звенело.

– Ты хотела попасть на охоту…

– И хочу, – подхватила София.

– Можем поехать…

– Когда? Ой, я же на несколько дней уезжаю в Москву… отпросилась…

– Значит, когда приедешь.

Он выпрямился, а ей внезапно стало холодно, словно до этого она была погружена в кипяток, а теперь вылезла из него.

– Кстати, твоя история была на самом деле, но в нашем веке.

– Неужели?

– Угу. Года два назад. Мамаша семейства вышла на панель и очень прославилась, как твоя Камелия. Но не из мести мужу она стала простипомой, а хотела себе доказать, что сила в ней немереная даже в ее возрасте. Правда, и убила она только одного клиента. Села к нему в машину, а это оказался друг ее сына. Я ж говорю: кто-то нашептал. Пока.

София приложила ладони к щекам, выдохнула напряжение, выпила воды. Что его не пускает? Он же стремится к ней, она чувствует, но сдерживает себя.

– Ты тоже хороша, – сказала она себе. – При живом-то муже…

А живой муж передумал разводиться, взялся за воспитание безрассудной жены. Она отложила разборки до возвращения из Москвы, решение принимать все равно придется, и оно будет принято, но потом… А сейчас, именно сейчас, ей пришла мысль, что роман не совсем закончен, нужен…

«К неприятному осадку после истории Камелии примешалось каждодневное однообразие, чего Марго не выносила, потому занимала себя чем придется. Она выбрала нового учителя – бывшего комика, по старости переведенного в суфлеры, этот уж не будет приставать к Анфисе. Потом ей пришла новая идея, ее Марго преподнесла мужу за завтраком:

– Дорогой, похлопочи, чтобы Виссариона Фомича наградили и повысили в чине. Тебе же не трудно?

– За какие заслуги? – осведомился Николай Андреевич.

– Разве у него мало заслуг? Он себя не щадит на службе, несмотря на почтенный возраст и не в пример многим молодым, в конце концов, его седины заслуживают наград. Похлопочи. Иначе я сама пойду к его превосходительству с прошением.

Угроза подействовала, Николай Андреевич пообещал похлопотать, но не гарантировал положительного результата, что Марго не огорчило. Она прекрасно знала: вода камень точит, и уж если понадобится, то она воспользуется своим положением и осуществит задуманное.

Перед приходом нового учителя прибежала Анфиса, помахивая письмом, Марго схватилась за сердце, которое чуть не выпрыгнуло из груди. Распечатав письмо, она принялась читать, и улыбка не сходила с ее губ.

– Что пишет Александр Иванович? – пристала Анфиса.

– Будет проездом пятого декабря.

– Так нынче-то пятое и есть.

– Как! – Сердце Марго едва не выпрыгнуло второй раз. – А который час?.. Господи, я же не успею… Анфиса, лови извозчика… Я сама оденусь.

Марго вылетела из дому и прыгнула в коляску, с ней увязалась и Анфиса, попросив лакея задержать господина актера. Извозчик за обещанную двойную плату гнал лошадь во весь опор, Марго молилась, чтобы поезд задержали.

Еще издали она заметила фигуру Сурова и неслась к нему, не думая о приличиях. Он увидел ее, скорым шагом пошел навстречу, они почти столкнулись. Александр Иванович, низко склонившись, поцеловал руки Марго, выпрямился, не скрывая радости:

– Уж не чаял вас увидеть, второй раз звонили…

– Письмо пришло только сегодня, – задыхаясь и от бега, и от радости, сказала она. – Как вы? Как Мишель?

– Ваш брат написал вам, велел передать. – Он достал конверт, но не отдавал его. – Хандрит Мишель, не так-то просто все забыть, однако служит исправно. Вы ничуть не изменились, Маргарита Аристарховна, так же прекрасны.

– Прошло четыре с половиной месяца, это малый срок, чтобы измениться… Колокол…

Да, встрече не суждено было стать долгой, удары в колокол звали пассажиров в вагоны, но Суров не спешил сесть в поезд. Он держал за руки Марго, глядя бирюзовыми глазами в ее зеленые, и ничего не говорил. Поезд медленно тронулся.