Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Девушка горько сказала:

— У меня был любимый пони, Паломино. Три недели назад они отравили его. Затем они застрелили моего Эльзаса. Я его вынянчила со щенка. Потом пришло письмо, где говорилось: «У смерти много рук, одна из них сейчас занесена над тобой»'. Мне приказывали напечатать в разделе частных объявлений газеты свое согласие. Просто написать, что я подчиняюсь, и подписаться: «Джуди». Я обратилась в полицию, но все, что они могли сделать, это предложить мне охрану. По их мнению, преступники были кубинцами. Я поехала на Кубу, остановилась в лучшем отеле и начала посещать разные казино. — Джуди едва заметно улыбнулась. — Конечно, я была одета не так. На мне были мои лучшие наряды и фамильные драгоценности. Они все заискивали передо мной, а я была с ними мила. Я была вынуждена любезничать с ними. И все время я расспрашивала. Притворилась искательницей острых ощущений, будто бы горю желанием увидеть дно общества, познакомиться с настоящими гангстерами. В конце концов я выяснила все об этом страшном человеке. К тому времени он уже покинул Кубу. Якобы Батиста что-то узнал о его художествах. Кроме того, у него там было много врагов, они поведали мне всю его подноготную. А потом я познакомилась с одним высокопоставленным чиновником из тамошней полиции, который рассказал мне остальное, после того… — Джуди поколебалась и, отведя глаза, тихо закончила: — После того как я переспала с ним.

Помолчав немного, она продолжила:

— Я поехала в Америку. Я где-то читала о конторе Пинкертона. Так вот, я им заплатила, и они выяснили для меня адрес этого человека. — Джуди Хавлок повернула руки на коленях ладонями вверх. Теперь она смотрела на Бонда вызывающе. — Вот и все.

— Как вы добрались сюда? — поинтересовался он.

— Прилетела в Бурлингтон, а оттуда шла на своих двоих. Четверо суток. Все время горами. Я старалась держаться подальше от дорог и людей. Мне не впервой такие походы. Наш дом на Ямайке стоит в горах, причем там гораздо труднее остаться незамеченной — вокруг всегда много людей, крестьян. А здесь, похоже, никто не ходит пешком, только ездят на машинах.

— Что вы собирались делать дальше?

— Застрелить фон Гаммерштейна и вернуться в Бурлингтон. — Ее голос звучал безмятежно, будто она собиралась сорвать дикий цветок.

Снизу из долины донеслись голоса. Бонд вскочил на ноги и выглянул из-за дерева. Трое мужчин и две молодые женщины вышли из дома в патио. Было слышно, как они переговариваются и двигают стульями, рассаживаясь за столом. Одно место во главе стола между женщинами оставалось пустым. Бонд достал подзорную трубу и стал разглядывать их. Мужчины были низкорослыми и смуглыми. Тот из них, который все время улыбался и выглядел поэлегантнее, вероятно, был Гонзалесом. Двое других по виду напоминали типичных крестьян. Они сидели особняком за дальним концом продолговатого стола и не принимали участия в беседе. Женщины — жгучие брюнетки — казались типичными гаванскими проститутками. Одетые в яркие купальные костюмы и множество золотых украшений, они смеялись и тараторили как обезьянки. Голоса доносились ясно, так что можно было разобрать слова, но говорили они по-испански.

Бонд почувствовал Джуди Хавлок за спиной. Он передал ей трубу и сказал:

— Того прилизанного маленького зовут майором Гонзалесом. Двое других — телохранители. Кто эти девки, понятия не имею. Фон Гаммерштейна пока нет. — Джуди быстро взглянула в подзорную трубу и молча вернула ее Бонду. На минуту он усомнился, поняла ли она вообще, что только что видела убийц своих родителей.

Женщины за столом повернулись и посмотрели в открытую дверь дома. Одна что-то коротко произнесла, вероятно, приветствие. Изнутри на солнце вышел обнаженный квадратный мужчина низкого роста. Молча обогнув стоп, он по дошел к краю мощеной террасы и, встав лицом к лужайке, принялся делать зарядку.

Джеймс Бонд скрупулезно рассматривал его через подзорную трубу. Мужчина был ростом примерно пять футов и четыре дюйма, с плечами и бедрами боксера, но его живот уже оплыл жиром. Руки, ноги, грудь и спина его густо поросли черной шерстью. По контрасту череп и лицо были голыми. На желтой коже затылка чернел глубокий рубец — след ранения или трепанации. На четырехугольном типичном лице прусского офицера — неподвижном и обрюзгшем — поблескивали безбровые, близко посаженные глазки, напоминавшие поросячьи. Широкий рот окаймляли толстые влажные губы малинового цвета. На мужчине ничего не было, за исключением полосы черной материи вокруг пояса, не шире страховочного ремня тяжелоатлета, и больших наручных часов на золотом браслете. Бонд передал подзорную трубу девушке. Как ни странно, теперь он почувствовал облегчение: внешность фон Гаммерштейна была еще отвратительнее, чем можно было судить по его словесному портрету в досье М.