– Ну что за жизнь, такая несуразная, а? – Андрюха, сорвав с себя мокрую белую футболку, опустился на колени. – Что за жизнь, кто мне объяснит? За что мне это? – отчаянно бодая лбом землю, он колотил локтями и кулаками себя по груди. – За что?
Послышалось завывание сирены машины скорой помощи. Бабахая ржавеющими боками, старая «Газель» тряслась на ухабах узкой грунтовой дороги парка.
– Сюда! К нам, – рыжий поднял руку и подпрыгнул, громко хрипя, – сюда!
– За что мне такое наказание, Господи? За что мне эта смерь? Ребёнка этого, мальчика невинного, за что ты мне послал? Что у тебя там, в твоих планах изменится? Что тебе даст эта глупая смерть ангела? Господи, что? Это ж ребёнок был, невинный, безгрешный, ангел! А ты его так… – колотя мозолистыми ладонями честного работяги по своим коленям и бугру земли между ног, рыдал Андрюха.
– Господь-то причём? – в сердцах махнул рукой черноволосый.
Андрюха молотил себя по лбу, шее, щекам:
– Сколько можно к себе детей забирать, Господи? Ты Афганом не насытился, да? Не успокоился? Сколько ты у меня там пацанов забрал, помнишь? Помнишь? А сейчас? Этого – за что? Как я жить должен, чтобы забыть вот это вот? Как я должен жить?
– Ты, солдат, хватит слёзы пускать, нечего тебе, как бабе. А Господь сам всё уразумеет, Бог он не дурак… – рыжий мужик поцеловал пальцы, перекрестился, закатив глаза, что-то быстро забормотав вполголоса.
– Ты, ты лучше, ты меня забери, да оставь детей в покое! Слышишь, Господи? Я же с Афгана пятнадцать лет назад вышел! Пятнадцать! А ты всё преследуешь меня, – выл Андрюха, прильнув щекой к земле. – Слышишь, ты?
– Слезами горю не поможешь, – черноволосый знающе почесал подбородок. – И время – не лечит!
– Войны больше нет! Понятно, да? Давно её нет! Зачем вы её мне возвращаете? За что? Для чего? Сволочи, кто… назад… давай… назад в Афган…
Подъехала скорая. Из кабины лихо выскочила фельдшер – девушка в белом халате с квадратным серым чемоданчиком с потёртыми боками. Кинулась к мальчику. Поискала пульс сначала на шее, потом на запястье. Не нашла. Ругнулась негромко, открыла чемоданчик, достала что-то.
Я отвернулся.
Рыжий, закончив свои скомканные молитвы, помог Андрюхе подняться на ноги, похлопал его по спине, накинул футболку.
– Искусственное дыхание делали? – нервно вздрогнула в нашу сторону фельдшер.
– Делали, – преданно заглянул ей в глаза черноволосый.
– Уверены, что правильно делали?
– Уверены… Я – «афганец»… то есть, я в Афганистане служил… Служил, делал… неоднократно… к сожалению…
Из кабины «Газели» вылез водитель. Пожилой узкоглазый татарин, за годы работы на машине скорой помощи повидавший всякое, он спокойно поглядел на мальчишку, дёрнул разболтанную ручку кузова, скрипнул раздолбанной дверцей:
– Мужики, щаво зыркаете? Доставайте носилки, айда!
Андрюха, блестя мокрыми от слёз глазами, но с чистым, проникнутым силой духа лицом, вновь опустился на колени. Он аккуратно приподнял мальчика над землей. Я выдернул из кузова носилки и протолкнул под мальчишку. Десантник уложил потемневшее тельце утопленника на зелёный брезент. Водитель и рыжий взялись за ручки, подняли и втиснули носилки в машину.
– Мы поедем с вами, женщина! Можно нам, да?
– Езжайте, – отрешённо ответила фельдшер. Она заняла своё место рядом с водителем.
– Едем, мы – едем, – Андрюха неуклюже втолкнул меня в салон, сам присел рядом, но тут же подался вперёд, протянул руку рыжему. Тот вскарабкался в уже тронувшуюся с места машину, пристроился на полу у носилок, громко, с четвёртой попытки захлопнул дверцу.
Третий невольный очевидец происшествия, черноволосый, самый нетрезвый из компании бывших сослуживцев, пошатывался у кромки бассейна. Он молча смотрел на воду, и на отъезжающую машину даже не взглянул.
– Ты, начальник, быстрее, давай, – вежливо и, одновременно, строго обращаясь к седовласому водителю, фельдшер быстро барабанила пальцами по лобовому стеклу неотложки, выдавая свою нервозность.
– Сейща доедем, пять минут подажжи, – с простецким татарским акцентом ответил водитель. – По парку не разгонишь-шься.
– Здесь явно что-то не так. Не пойму только, что. Расскажите мне, как всё произошло, парни, – женщина повернулась назад, к нам. – Только не врите!
– Я ничего не видел! Богом клянусь! – снова стал креститься рыжий.
– Мы сидели на берегу, пили, ну, это, водку. Не осуждай сразу, слушай, – извиняющимся тоном отозвался Андрюха. – Мы в учебке вместе служили. Оттуда я – в Афган, а парни в Союзе дослуживали, всех в разные места судьба кинула. Сегодня у нас день расставания, очередная годовщина. В этот день я ушёл на войну, за речку ушёл, в Афган, а парни остались в учебке. Ну, мы отмечали.
Читать дальше