Лариса Теплякова - Ключи к чужим жизням

Правда, с недавних пор и на этом фронте наметились огорчительные перемены. Наши бабы взбесились в условиях многоукладной рыночной экономики. У них будто эрогенные зоны сместились, съехали набекрень. Душа и родство тел остались на втором плане. На первом – деньги. Им вдруг понравилось держать в руках тугие, бледно-зеленые пачки заморских денежных знаков и вдыхать их особый запах. Запах роскоши. Все хотят отдаться дороже, все хотят богатеньких толстосумов. Любой лысый пузан с тугим кошельком им желаннее нормального мужика. А браки с иностранцами просто вошли в моду. Нынешние безумные амазонки хомутают их безоглядно и несутся вскачь к иным берегам. Почему амазонки? Потому что им порой даже безразлично, если будущий муж – импотент. Для размножения они подыщут себе другого. Или прикупят порцию качественной спермы в специальном банке. На деньги мужа. Такие времена.

В ту ночь я всё же добрался до нашего широкого супружеского ложа. Мне, разгоряченному алкоголем и воспоминаниями, вдруг нестерпимо захотелось близости. Я сильно обхватил жену сзади и властно привлек её к себе. Она встрепенулась, попыталась воспротивиться, но сделала это слабо, неубедительно. Тогда я решительно поднял подол её длинного одеяния, и смело пошарил рукой. К моему удовольствию, под ним ничего не было. Дальше я стал действовать решительно, но бережно. Я осадил свою грубость и выпустил на волю глубоко запрятанную нежность. Я знал маленькие чувственные точечки своей жены.

Ирина молчала, лишь задышала чаще, порывистей. Мои руки уже привычно гуляли по всему её телу, расслабляя его, даря ему освобождение от вздорной зажатости и спеси. Ночью все кошки серы. Ночью все адвокатессы должны быть просто женщинами с двумя грудями и прочими известными прелестями.

Мне удалось стянуть с неё розовый балахон. Без него она оказалась ещё более беззащитной и податливой. Все сразу пошло на лад само собой, как я и предполагал. Вскоре Ирина уже старательно двигалась со мной в такт, стремясь к звенящей вершине нашего плотского единения. В самый пик, в самый экстремальный момент нашего спонтанного соития, когда все земное стало неважным, когда телесная радость растекалась внутри упругими волнами, она простонала:

– Почему ты стал следователем?!

При этом она легонько колотила меня по спине своими маленькими кулачками, а я изливался в неё, освобождаясь от неимоверного внутреннего напряжения.

Я не ответил жене. Пусть сама распутывает свой тугой клубок противоречий. Ведь она делает это для своих клиентов, выводит их из лабиринтов юридической казуистики. И ничего, многие вполне здравствуют и процветают, оплатив её услуги.

Я отпустил Ирину и осторожно перевернулся на спину. Почему я стал следователем? Неужели не ясно, что каждый человек от рождения наделяется каким-то призванием, но нет никакой гарантии, что у него будет возможность получать за свой труд достойные деньги. Жизнь сложна и многозначна. Годы несутся вскачь, повергая ниц одних и вознося других, а потом вдруг резко все разворачивается наоборот. Как в песне почитаемого мной Макаревича: «… И часто паденьем становится взлет, и видел я, как становится взлетом паденье». Ведь почему-то ребята из «Машины времени» озвучили это.

Эпоха непостижимых перемен накрыла нас всех мощной волной. Мы барахтаемся, пытаясь выбраться на твердь. Всякий человек начинает метаться и ломать сам себя ради призрачного достатка. Вот и я побрел не в свои палестины. Но ведь кто-то все же должен делать то, что необходимо обществу в широком смысле!

Я чувствовал, что меня заносило в размышлениях. Уже нещадно морил сон, но разум упрямо стремился довершить начатое. Мысли путались. Они расплывались, словно акварельные краски на рыхлой, влажной бумаге. Все постепенно стало незначительным и не таким тягостным. Беспокойно, не сразу, но все же я крепко уснул в ту октябрьскую ночь с воскресенья на понедельник.

На маленькой кухне двухкомнатной «хрущобной» квартирки было очень тесно. Тут старая, обшарпанная мебель натужно доживала свой век, едва уже вмещая внутрь себя многообразную, необходимую людям утварь, но все же старательно служа владельцам. Ароматы готовящейся пищи толкались, смешивались, образуя какофонию съестных запахов. На конфорках газовой плиты соседствовали кастрюли с супом и тушеным мясом. На их эмалированных боках тоже остались безжалостные отметины бессменной службы – нагары, отбитое покрытие. В духовке румянились аккуратные пирожки с капустой. На столе развалились намытые овощи – заготовки для салата. Готовилось много, сытно, словно ожидался языческий праздник чревоугодия. Колдовала всем прекрасная белокудрая нимфа. Женственно двигаясь в двух кубометрах свободного пространства и страдая от неизбежной духоты, она творила своё привычное дело. Мелкие завитки её волос курчавились еще больше от потной влаги и весело подпрыгивали в такт движениям своей хозяйки. Её звали Марьяна.