Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола

Игорушкин и Тешиев, не скрывая восторга, закричали, замахали руками, приветствуя счастливчиков, Майя запрыгала с полотенцем, щенок залаял, забесновался. Спокойной и невозмутимой осталась одна Анна Константиновна, не понимая их восторга и укоризненно покачивая головой.

– Еле-еле уговорил возвращаться, – кивая на Кравцова, залебезил перед Анной Константиновной Михал Палыч. – Не оттащу его от коряги, и все тут! Там такие сазанищи полощутся!

– Время-то! Время! Михаил Павлович! – стыдила его Игорушкина. – Я же предупреждала! У Бориса Васильевича режим! Я на час вас отпускала. Вчера договорились же!

– А вы попробуйте! – Нафедин валил все беды на Кравцова. – Сладьте с прокурором страны! Небось, послушает?

– Простите покорно, Анна Константиновна, – вылезая из лодки на берег, поклонился хозяйке Кравцов. – Не сдержался. Совсем про все забыл. Такой рыбы я не видел. Простите покорно.

– Ну что с вами поделаешь, – Анна Константиновна, улыбаясь, погрозила пальцем. – Последнее предупреждение. Следующий раз несдобровать.

– Вот и славненько, – Кравцов повернулся к Игорушкину. – Как улов, Николай Петрович?

Тот только разводил руками, а Тешиев забежал наперед, перехватил у Нафедина кукан. Рыба, еще живая, лениво и величаво таращила на людей глаза.

– Я сам таких давно не видел, – радовался, как ребенок, заместитель. – Все на сковородке как-то. В жареном виде.

– А я что вам говорил? – Нафедин приостановился, схватил Тешиева за руку. – Кто сомневался, что рыба в Волге есть?

– А кто сомневался? – Тешиев вперился в Игорушкина.

– Ловить надо уметь, – не унимался Нафедин. – Мы вот с Борисом Васильевичем на завтра решили еще в одно местечко сгонять. Махнете с нами? На двух лодках?

– А чего же…

– Мы разом.

– Так, друзья мои, – прервала всполошившихся рыбачков Анна Константиновна. – Давайте эти разговоры пока прекратим…

– Мама! К нам кто-то приехал! – Майя, схватив Анну Константиновну за руку, повернула ее в сторону ворот, где неистовствовал, заходился в лае пес.

– Это к тебе, конечно, – отмахнулась Анна Константиновна. – Ребята, наверное, из института? Ты же приглашала?

– Нет, – Майя вспомнила обиду, надула губки. – Папка же запретил.

– Кому там быть? – Игорушкин тоже обернулся на лай собаки. – Мы никого не ждем.

За забором никого не видно. Лишь возбужденно прыгающий на калитку пес заходился в громком лае да слышен едва различимый шум работающего автомобильного двигателя.

– На машине кто-то, – Тешиев передал кукан с рыбой Нафедину. – Я схожу посмотрю.

– Я сбегаю, Николай Трофимович, – блеснув глазами, вдруг сорвалась с места Майя, махнув собаке полотенцем. – Бимка! Прекрати дурацкий концерт!

И она, тонкая и легкая, припустилась к калитке.

– Бимка! Фу!

Но пес уже и сам перестал бесноваться, притих и только прыгал вокруг калитки, повизгивая и виляя хвостом, словно уже получил вкусненькое.

– Бимка, ко мне! – подбежала Майя и открыла калитку.

Вытянувшись в струну, поедал ее жгучими глазами высокий черноволосый старший лейтенант милиции, гвардеец с картины, весь в кожаных ремнях, с пистолетом на боку и в облаке пьянящих духов.

– Здравия желаю! – лихо приложил он к козырьку форменной фуражки два пальца правой руки.

– Здравствуйте, – обмерла заалевшая вдруг Майя, поправляя разметавшийся на груди и в ногах легкомысленный, ставший маленьким халатик. – А вам кого?

– Прокурор области Николай Петрович Игорушкин здесь, простите? – красавчик не стоял, а выскакивал из сапог, и Майя отражалась вся в его распахнутых от восторга глазах.

– Тут. – Девушка не слышала своего голоса, она никак не могла справиться с непослушным халатом.

Офицер пришел в себя и улыбнулся.

– Папа! – позвала Майя, но ей только показалось, что она кричала.

Мисюрь оперся о косяк входной двери горячим потным лбом, перевел дух, перекрестился. Ну вот. Он и дома.

– Слава Богу, – прошептал спекшимися губами. – Самое страшное позади.

Мисюрь оглядел тяжелым взглядом коридор подвала, где в однокомнатной дворницкой стояли метла, ведра, лопаты; сейчас отдохнет на лежаке, вздремнет с часок до полного рассвета, а там и за уборку улиц примется, как раз пора настанет, считай, ночь всю на ногах отмотал…

«Намучился, – пронеслось в гудящей голове. – Сколько месяцев уже не ползал так под землей! Последний раз с Марией привелось, когда горе-то приключилось… Донат интересуется – убил кто? Не убили, сынок, мать твою грешную. Слава Богу! Сама себя сгубила любимая жинка. С ним, с подземным червем, связалась… Это ее и сгубило… А как сказать?..»