Марк Раабе - Надрез

– Ты до сих пор не догадался?

– Вы хотите сказать, что мы знакомы?

– О да. Еще как знакомы. Подумай о видео. Вспомни ту ночь тринадцатого октября…

Габриэль замирает.

Тринадцатое октября! Ночь, когда погибли его родители. К горлу подступает тошнота, будто кто-то врезал ему кулаком в живот. Руки начинают дрожать.

– То была особая ночь, Габриэль. Ночь, соединившая наши судьбы навсегда. – Мужчина холодно смеется. – И это число – тринадцать! Роковое число, верно? Сразу понимаешь, что это была недобрая ночь. Ночь, когда разверзлась бездна!

У Габриэля перехватило дыхание.

– Теперь ты понимаешь, кто я?

– Я… я понятия не имею. – Голос Габриэля дрожит. – Я не помню ту ночь.

– Ты не помнишь ? – Мужчина тяжело дышит. – Ну конечно, ты помнишь. Ты лжешь .

– Нет, я…

– ТЫ ЛЖЕШЬ! – вопит незнакомец, его голос срывается.

Габриэль рефлекторно отдергивает телефон в сторону, но мужчина замолкает. Трясущейся рукой Габриэль опять подносит трубку к уху.

– У меня амнезия, – говорит он. – Я только знаю, что моих родителей застрелили, а дом сгорел. Но что произошло той ночью, я вспомнить не могу, как бы ни старался.

Дыхание незнакомца гулко отдается в трубке, его губы прямо у микрофона.

– Но тебе придется вспомнить, – наконец говорит он. – Действительно придется. Это твой единственный шанс. Если ты хочешь найти ее , тебе нужно найти меня .

– Что все это значит? – шипит Габриэль. – Это что, игра?

– Называй как хочешь. Но одно ты должен понимать: тринадцатого октября она умрет. И я приготовил тебе подарок, который ты никогда не забудешь. Я хочу, чтобы ты больше никогда не забывал обо мне. Хочу, чтобы ты страдал, как страдал я. Нет! Я хочу, чтобы ты страдал больше .

Габриэль стискивает зубы. У него кружится голова, холодный пот стекает по лбу.

– Да кто вы , черт побери, такой?!

– Поверить не могу, что ты забыл об этом . Но поверь мне, ты вспомнишь. Ты должен. Да, и еще кое-что. Никому ни слова. Ни полиции, ни кому-то еще. Я предупреждаю: если ты к кому-то обратишься за помощью, то горько пожалеешь. Я разрублю тело твоей Лиз на части и разбросаю по парку Фридрихсхайн. Грудь в одном месте, рука – в другом, глаз – в третьем… Ты понял?

«Да!» – хочет сказать Габриэль, но не может произнести ни слова. В трубке что-то щелкает, и связь прерывается. Словно парализованный, Габриэль стоит в тени ворот, ведущих во двор дома. Руки дрожат так сильно, что ему едва удается спрятать телефон в правый карман пиджака. Коричневый конверт он сует в левый.

« Лиз! Он хочет убить Лиз, чтобы отомстить мне. Но почему?» Габриэля охватывает чувство вины, мир точно катится в тартарары. С неба на землю падают крупные дождевые капли и разбиваются об асфальт.

Тринадцатое октября 1979 года .

Почти тридцать лет прошло с тех пор, а он не может вспомнить ту ночь, ни единой детали. Он думает о «Конрадсхее» с мучительной терапией доктора Дресслера. На сеансах Дресслер записывал тонкой серебристой ручкой в блокнот все, что Габриэль говорил в бреду. Тогда Габриэлю отчаянно хотелось вырвать ручку у врача, чтобы тот наконец-то перестал писать, перестал бередить старые раны.

Теперь же больше всего на свете ему хочется взять у Дресслера те записи, получить свою историю болезни, чтобы найти там какие-то зацепки. Но после бегства из полицейского участка Дресслер – последний человек, к которому можно обратиться за помощью в поисках ответа на вопросы, связанные с прошлым.

История болезни. Если что-то и может помочь ему вспомнить, так это история болезни. Но лежит ли она до сих пор в «Конрадсхее»? Сколько там хранятся документы пациентов?

У Габриэля начинает болеть голова. При мысли о том, что нужно поехать в «Конрадсхее» и навести справки, его охватывает паника.

«Забудь об этом, просто оставь все как есть, – шепчет голос в его голове. – Поверь мне, так будет лучше. Ни одна женщина в мире не стоит того, чтобы опять погружаться в это дерьмо» .

«Откуда ты знаешь? Может быть, ты помнишь?»

«Я?»

«Да, ты, черт бы тебя побрал! Ты! Что сохранилось в твоей памяти?»

«У меня такая же память, как и у тебя».

«Ты помнишь, что случилось той ночью?»

«Я забыл об этом, как и ты. Разве ты еще не понял? Мы с тобой – единая команда. Мы работаем сообща. Вот только ты постоянно рвешься спасать чью-то задницу. А я хочу спасти нас с тобой» .

Габриэль в отчаянии сжимает кулаки. Испытывая бессилие, он думает, кто может что-то знать о его истории болезни. И вдруг понимает, к кому можно обратиться.