Рут Ренделл - Тринадцать шагов вниз

У Шошаны Микс осмотрел несколько тренажеров. Это был его четвертый визит, он закончил работу и пришел сюда около пяти. До этого он приходил утром в свой выходной, рано перед работой и в обеденный перерыв, но так и не встретил Нериссу. А теперь с этими тренажерами ничего не надо делать как минимум полгода, и единственный предлог приходить сюда — встречи с Данилой.

В другой ситуации Микс больше и не взглянул бы на Данилу. Но она, к несчастью, относилась к нему совсем иначе. Даже не будучи психологом, Микс понимал, что она неудачница, почти лишена чувства собственного достоинства, ищет мужчину, чтобы ухватиться за него, чтобы любить и повиноваться, как комнатная собачка. Микс и стал для нее таким мужчиной. Но он, распознав в ней, хоть и смутно, склонность быть жертвой, не ставить себя ни в грош, не хотел тратить на нее деньги или водить туда, где их могли увидеть вместе. Ему не нравилась ее плоская грудь и тощие ноги, лицо, как мордочка ласки, и голодные глаза. Тот вечер на Кенсингтон-парк-отель был их единственным выходом. С тех пор он просто приходил к ней на Оксфорд-гарденс с бутылкой.

Данила считала его своим парнем. Микс спросил, рассказала ли она о нем друзьям, но девушка ответила, что у нее нет друзей. Конечно, есть Кайли, но ей она ничего не говорила. Чтобы та не расстроилась — ведь у нее нет парня. Данила жила в Лондоне всего полгода, а до этого работала в другом филиале Шошаны, в Линкольне.

— Мадам Шошана хотела, чтобы я работала допоздна, но я сказала, что не могу, поскольку встречаюсь с парнем. Я не говорила ей, что это ты, на случай, если вы с ней подпишете контракт. Я решила, что это будет выглядеть странно.

Микс понимал, что может бросить ее в любой момент. Без последствий. Тем не менее он не возражал потрахаться с ней, расслабиться, выпить красного вина. В каком-то смысле она была даже лучше Колетт Гилберт-Бамберс, которая стонала, извивалась, кусалась и выкрикивала указания. Данила лежала неподвижно и отдавалась, ничего не требуя взамен, довольствуясь тем, что получает. Для такой костлявой девушки она оказалась на удивление мягкой, и когда он изредка целовал ее, тонкие губы, казалось, теплели и становились пухлыми.

Но этого недостаточно, чтобы удержать его, говорил себе Микс, возвращаясь в Сент-Блейз-хаус в полночь, поднимаясь по лестнице вслепую, замотав глаза черным шарфом, чтобы не увидеть призрак Реджи. Он не рассказывал Даниле о призраке, но спросил, знает ли она, что на этой же улице жила Рут Фуэрст.

— Кто?

Микса всегда удивляло, что жители Ноттинг-Хилла ничего не знают о Кристи и убийствах. Да, прошло пятьдесят лет, но образованные люди об этом помнили. А чего можно ждать от такой тощей девицы, как Данила?

— Она была первой женщиной, которую убил Кристи. Жила в доме сорок один.

Микс рассказал о Реджи, когда они после секса лежали в постели. Рут Фуэрст, Мюриэль Эди, возможно, Берилл Эванс и ее дочь Джеральдина, кто-то еще и сама Этель Кристи. Все они были задушены и похоронены в доме или в саду.

— Будь я Реджи, а ты — одной из жертв, я бы убил тебя и трахнул.

— Ты издеваешься?

— Нет, конечно. Он так и делал. Можешь сходить посмотреть, где она жила, если хочешь. Это недалеко, но там все изменилось. — Микс не предложил проводить ее. — Старуха, у которой я снимаю квартиру, знала его, они были хорошо знакомы, он собирался делать ей аборт, но она сбежала.

— Микс, у меня уже мурашки по коже.

— Сейчас открою вторую бутылку, — рассмеялся он, — не вставай.

За пятнадцать минут до полуночи, будто Золушка в мужском обличье, он оделся и собрался домой. Комната была похожа на свалку — не то чтобы грязная, но неубранная и ни одного приличного предмета мебели. Короткие занавески выглядели так, будто их сшили из простыней.

— Приходи ко мне в следующий раз, — сказал он, решив, что в Сент-Блейз-хаус безопасно и намного уютнее. Кроме того, его забавляла мысль о том, что Данила будет в восторге. — В пятницу, часов в восемь.

— Правда? — Она посмотрела на него сияющими глазами.

Вот черт, подумалось ему. Девушка не нравилась ему. Нет, даже не так. Он ненавидел ее и понимал почему. Она напоминала его мать. Те же слабость и безволие, та же неадекватность — стоит взглянуть на бардак в комнате. Как и мать, она не была ни красивой, ни умной, ни успешной, в ней не было ни капли гордости, и она отдавалась каждому мужчине, который хотел ее. Данила отдалась ему в первую встречу. А женщину нужно завоевывать. Колетт он не завоевывал, конечно, но та — просто нимфоманка. Злость на мать перенеслась на Данилу. Она вызывала в нем те же чувства — ее хотелось ударить.