Матс Ульссон - Когда сорваны маски

Я написал на указанный в газете электронный адрес, что мне надо срочно связаться с Ингер Юханссон по важному делу. По какому именно, я умолчал, так что письмо получилось довольно расплывчатым. Потом снова позвонил ей на мобильный. Ответа я не получил, однако, судя по сигналам, Ингер проводила отпуск не за границей, а в Швеции, так что выйти на ее след представлялось вполне возможным.

Я снова набрал номер муниципалитета и на этот раз решил прибегнуть к одному трюку, который неоднократно удавался мне раньше. К телефону должен был подойти либо стажер, либо идиот – вот все, что для этого требовалось. Женский голос в трубке обнадеживал. У меня сразу возникло чувство, что девушка на работе первый день.

Я сообщил ей, что Ингер Юханссон выиграла миллион в телелотерее и должна получить деньги в течение суток. Мне нужно срочно с ней связаться, но она отключила телефон.

Девушка на коммутаторе обещала спросить коллег и перезвонить.

Прошло семь минут.

– Алло, – услышал я в трубке, приняв вызов, – это Малин из муниципалитета. Коллеги сказали, что Ингер живет в деревне, но где именно, никто не знает. Вы можете поговорить с ее мамой, запишите номер…

Я позвонил, спросил Грету Юханссон и, услышав через несколько минут спокойный женский голос, снова завел песню про лотерею.

– Ну… – замялась старушка.

– Что «ну»? – не выдержал я.

– Не понимаю, к чему такая таинственность… и потом… так… миллион шведских крон, вы говорите?

– Именно так.

– Господи, да это же целое состояние…

Возможно, во времена Греты Юханссон это и были немыслимые деньги, но сегодня это явно не та сумма, которая может обеспечить существование до конца жизни. Разве что Грете Юханссон, которой, по-видимому, оставалось недолго.

– Вы знаете, где находится Сольвикен? – спросила старушка.

– Да.

– Стиральные мостки…

– Где это?

– В прежние времена женщины полоскали там белье.

– Понятия не имею. Объясните…

Грета объяснила – довольно толково для своих восьмидесяти восьми лет.

Я понимал, что на машине мне не подъехать, поэтому оставил ее на обочине и пошел дальше по ведущей к морю лесной тропинке. Миновал рощу и поле. Из зерновых культур я хорошо знаю только овес, и то, что росло на этом поле, явно было чем-то другим.

Дорога оказалась не такой уж легкой. Во-первых, она была плохо утоптана; во-вторых, становилась все более каменистой, чем дальше я шел. Под конец я был вынужден то и дело перепрыгивать или обходить внушительные круглые булыжники.

Побережье по эту сторону Шельдервикена – сплошь одни скалы и камни, поэтому семейства с детьми предпочитают отдаленные песчаные пляжи близ Фархюльта или Энгельхольма.

За свою жизнь я повидал немало гаваней, но то, что на этот раз открылось моим глазам, не походило ни на одну из них. Собственно, территория порта представляла собой плац площадью не более пяти квадратных метров. В крохотной акватории стояло одно-единственное судно – допотопный парусник с красными бортами, видавший виды, хотя и в хорошем состоянии. Пирс, к которому он пришвартовался, имел в длину не более пяти метров.

На берегу я заметил скрытую зарослями избушку – что-то вроде коптильни, а на скалистом плато над гаванью – деревянный жилой дом. Оба строения были выкрашены в красный цвет, с белыми углами. Краска, похоже, была совсем свежей. Под окнами стояли ящики с цветами, причем тот, что с фасада дома, был почти вдвое длиннее того, что с боковой, соответственно размеру окон.

На крыше зеленел мох. При доме имелся небольшой участок, где росла морковь и картошка. На столбах рядом с коптильней сушились рыбацкие сети.

Я постучал в дверь:

– Добрый день, я ищу Ингер Юханссон.

Изнутри послышался какой-то звук. Сложив ладони лодочкой, я заглянул в окно.

Там стоял кухонный столик с двумя кофейными чашками, рядом неубранная кровать, газовая плита, в миске лежало яблоко… Больше я ничего увидеть не успел, потому что в этот момент в затылок мне уперлось что-то твердое и холодное. Я вжался лицом в стекло.

– Стоять, не двигаться! – приказал решительный женский голос. – Руки за голову!

Окно отразило блестящее ружейное дуло.

– Как же я подниму руки, если мне нельзя двигаться? – спросил я.

Ответом был несильный толчок в затылок.

– А ты шутник, да? – (Я послушно завел руки за голову.) – Кто ты и что тебе нужно?

– Меня зовут Харри Свенссон, и я ищу Ингер Юханссон. Я разговаривал с ее мамой, Гретой.