Патрик Квентин - Он и две его жены, Кто-то за дверью, Леди из морга

Сойдя со ступенек, не останавливаюсь, а направляюсь к Гансу, все тем же медленным и тяжелым шагом, и это поступь только что обретенной мною храбрости. Когда я оказываюсь всего в двух метрах от безумца, он не выдерживает. Он поднимает руку, прикрывая лицо неловким испуганным движением, как делают провинившиеся дети в ожидании подзатыльника - зрелище просто душераздирающее. Снова - это жалкий человек, который знает - я его хозяин, создатель, отец.

- Я не хотел ее убить, нет, клянусь вам, я говорю правду! - лепечет он.

Он снова абсолютно безобиден, и я обращаю свой взгляд к Пюс. Вся дрожа, она чуть приподнялась на локте и смотрит на меня, ничего не понимая, но зная одно: она спасена и спас ее я.

Когда же кровь снова приливает к ее лицу, оживляет рассудок и будит инстинкт, она спрыгивает с дивана и устремляется ко мне в объятия. Подобно зайчишке, на время парализованному светом фар и вдруг одним прыжком добравшемуся до спасительной чащи.

То, что Ганс видит, сражает его окончательно. В полной растерянности он смотрит, как мы, обнявшись, стоим рядом.

- Но что же вы делаете? - с трудом выговаривает он.

Франсуаза, его жена, - в моих объятиях, в объятиях его друга, того, кто вернул ему душу! Он теряет последние остатки разума (если что-то еще оставалось).

Пюс в моих объятиях дрожит всем телом, она потрясена не меньше.

- О, Луи, Луи! - стонет она, задыхаясь. - Скажи, что все это сон! Страшный сон!

- Действительно, это своего рода сон, - говорю я вполголоса.

Затем, резко отстранившись от нее, подхожу к Гансу, который, совершенно ошалев, стоит в двух шагах от входной двери. Надо покончить с этим, одним махом отрезать все нити, которые я держал в руках, успешно ведя игру, и которые теперь, перепутавшись, ничему больше не служат.

- Ну, что вы стоите! - говорю я Гансу. - Уходите! Бегите отсюда!

Вдруг мое сердце сжимается: из его глаз выкатываются слезы и медленно стекают по серым щекам. Эти слезы ужасны.

- А моя жена? - жалобно произносит он. - А Франсуаза?

О, несчастный, о, потерянная душа!

- Это не ваша жена, Ганс, - мягко объясняю я ему.

- Это не моя жена? - повторяет он, привыкнув верить всему, что я говорю.

- Нет, Ганс.

- Почему вы называете меня Гансом?

- Потому что это ваше имя.

Он не спорит. Лишь сжимает лоб своими большими руками.

- Мне больно, - говорит он.

У него нет больше сил не понимать, он страдает до крика.

Открываю дверь, выталкиваю его на улицу и думаю о том, что проклятие настигнет меня. Он делает шаг, другой и, обернувшись, бросает на меня отчаянный взгляд. Этого перенести я уже не в состоянии. Быстро захлопываю дверь и стою, прижавшись к ней лбом - то дерево моего креста.

Сколько времени простоял я так, прислонившись к этой проклятой двери после ухода Ганса? Не знаю, но внезапно ощущаю на своем затылке дыхание Пюс и прихожу в чувство, словно очнувшись от обморока.

- О, Луи, если б не ты! - шепчет Пюс. - Я еще чувствую, как его пальцы сжимают мне горло. - И, взглянув с опаской на дверь, спрашивает: - А вдруг он вернется, Луи?

Я окончательно овладел собой и, отстранившись от Пюс, твердо заявляю, что этот человек наверняка не вернется.

- Полиция разыскивает его по всему городу. Он попадется на первом же углу.

- Откуда ты знаешь? - удивленно спрашивает Пюс.

- Прочитал в газетах. Это сумасшедший, сбежавший из лечебницы. Он страдает амнезией, опасный убийца.

Наступает молчание. Лицо Пюс принимает свое обычное выражение. К ней возвращается разум, способность рассуждать. Она обходит меня вокруг, наморщив лоб, силясь что-то понять.

Вдруг она поднимает глаза, и я вижу, как сверкает ее взгляд.

- Но, послушай, Луи, я не понимаю… Если ты был здесь… Ведь ты был здесь, не так ли, и присутствовал с самого начала, раз не вошел в дом с улицы?

- Успокойся, - говорю я. - Опасность миновала.

- Да, - сухо произносит она, - опасность миновала, я знаю. Но я хочу понять… Луи, если ты был здесь, выходит, ты знал, что в доме сумасшедший. Ты знал?

О, я не стану уклоняться от ответа, любовь моя! Ты уже поняла. Не все, конечно, но смутно догадываешься о главном.

- Да, я знал, что он в доме, - отвечаю спокойно.

- Но тогда, значит, ты все видел, все слышал?

- Абсолютно все. Могу даже сказать определенно, что от моего внимания ничто не ускользнуло.

В ответ на это невозмутимое признание в ее глазах снова появляется ужас.

- И ты стоял там, наверху… подглядывал… пока этот сумасшедший нам угрожал?

Последние слова застревают у нее в горле. Вижу, как она постепенно, со страхом переводит взгляд на дверь, ведущую в комнату для гостей.