Самое страшное в этом изнурительном ожидании для меня то, что я должен скрывать снедающее меня нетерпение. Ведь я, лично, якобы ожидаю просто журналиста, которому пообещал интервью. И я должен постоянно следить за собой, чтобы ни жестом, ни словом не выдать свое лихорадочное волнение.
Я научил Ганса раскладывать пасьянсы. Его это занятие очень развлекает, и он без устали снова и снова тасует карты.
О Поле Дамьене мы говорим редко. Только ненависть продолжает в нас расти, тихо вздымаясь, как раскаленная лава.
Время от времени я усаживаюсь за письменный стол, чтобы продолжить работу над книгой. Ночью пишу часами, не поднимая головы. Еще никогда мое перо с такой легкостью не скользило по бумаге. Будто книга уже написана, а мне осталось лишь снять копию. Правда, прошлой ночью я составил подробнейший план романа, глава за главой. Тридцать пять исписанных мелким почерком страниц. Здесь - все.
Но я не могу писать беспрерывно, и худшие моменты этого ужасного ожидания наступают, когда я ни с того, ни с сего погружаюсь в полное уныние.
Впадая в пессимизм, говорю себе, что поездка Андре Дюверже закончилась ничем. Поль Дамьен послал его подальше. Посмеявшись над моими угрозами, он отказался приехать в Дьепп и встретиться со мной. Тогда мне останется одно - бросить мой шедевр, главное творение моей жизни в мусорную корзину. А потом самому - броситься в море с камнем на шее. И при мысли о такой перспективе я вдруг понимаю, что, наверное, решился на убийство, чтобы не наложить на себя руки. Как на войне - убиваешь, чтобы не быть убитым.
Иногда я замечаю у Ганса признаки той же подавленности. Бледный, уставившись в одну точку, он сидит в кресле и без конца мнет пальцы, будто хочет выдавить из них по капле всю свою тоску.
Бывает, он вдруг встает и исчезает в своей комнате. Вчера вечером, желая взглянуть, чем он там занимается, я неожиданно вошел к нему, не постучав. Лежа на кровати, он разглядывал фотографии Пюс, а точнее, ту, где она запечатлена обнаженной. Подобно ребенку, прячущему свои сокровища под подушкой, он унес в свою комнату все: письмо Поля, блокнот и эти фотографии, на которые никак не наглядится. Так он искусно подогревает свою ненависть.
Одно мне теперь известно почти наверняка - встреча Ганса с Дамьеном добром не кончится. Ганс - на пределе. Хотя я сам сделал все, чтоб довести его до нужной кондиции, результат превзошел мои ожидания. Когда временами он начинает неустанно шагать взад-вперед по гостиной, он похож на запертого в клетке зверя.
Пожалуй, можно держать пари, что он попытается убить Поля Дамьена. Интересно только, к какому он прибегнет способу. Как порядочный душитель, он должен был использовать свои руки. Но, с другой стороны, у него есть револьвер, который я не преминул ему вернуть с пятью патронами в обойме. Больше я этот револьвер не видел, и мне очень любопытно, где Ганс его прячет. В любом случае, я не волнуюсь: оружие наверняка с ним.
Я отчетливо понимаю, что Ганс на грани взрыва, хотя он ни разу больше не заговорил со мной о своем намерении отомстить за себя, вернее, "за смерть Франсуазы". Я чувствую, что излить душу ему мешает убеждение, будто я снова попытаюсь его уговорить "не делать глупостей".
Это просто великолепно - человек тщательно скрывает от меня намерение совершить поступок, буквально продиктованный ему мною же. Он убежден при этом, что сумел меня провести! Он думает, что хитер, а в действительности так безумно наивен. Мышка, строящая из себя кошку на глазах у восхищенного кота. Я-то, разумеется, играю ему на руку, остерегаясь расспрашивать о его планах.
Сегодня после полудня у него вдруг случился настоящий приступ депрессии.
- Все кончено, он не придет, - говорит Ганс, который кажется постаревшим лет на десять. - Наверное, ваше письмо не дошло, или ему плевать на ваши откровения.
Стараюсь его подбодрить, хотя и сам в значительной степени разделяю этот пессимизм.
- Естественно, он не вылетел первым же самолетом. Потом эти журналисты постоянно в разъездах. Дайте ему время обернуться.
Он мотает головой, как лошадь, которой надоели удила.
- От этого ожидания я просто становлюсь больным, - стонет он.
- Прекрасно вас понимаю, - говорю ему сочувственным тоном. - Ожидание - одно из самых мучительных ощущений, которые может испытать человек. В этом состоянии все чувства словно обостряются: радость, желание, нежность.
- И ненависть тоже! - бросает Ганс.
- Я как раз собирался добавить. - Достаю из кармана сигареты, предлагаю ему: - Возьмите, попробуйте закурить. Это вас успокоит.
Читать дальше