Виктория Платова - Тингль-Тангль

А единственного человека, который нужен Ваське, – нет.

Шайзе.

Васька так удручена, что даже не замечает, как Чук отделяется от стойки и идет по направлению к выходу – высокий, мускулистый, полный скрытой сексуальной энергии, которая присуща лишь водопроводчикам из летних грез скучающих пресыщенных самок.

А она так и не успела вспомнить, блондин он или брюнет.

…Недостроенный небоскреб в центре города – то ли зародыш будущего бизнес-центра, то ли элитный жилой комплекс, так сразу и не распознаешь.

Да, пожалуй, эту часть города вполне можно назвать центром: отсюда просматриваются все городские доминанты: Исаакий, Адмиралтейство, Смольный собор, Ростральные колонны на Стрелке, Петропавловка. Петропавловка – ближняя к небоскребу точка. Когда он будет построен, то тоже станет городской доминантой, а за ним потянутся другие небоскребы: правительство города вынашивает амбициозный проект создания на Выборгской набережной питерского Манхэттена, Васька сама слышала об этом по телику. А пока место будущего Манхэттена занимает унылая промзона: брошенные фабрики, склады, автосервисы. Они подходят к небоскребу с тыла, а его фронтон упирается в излучину реки, самое заметное здание поблизости (за исключением Петропавловки) – гостиница «Санкт-Петербург».

Васька давно мечтала распечатать небоскреб, но все упиралось в снаряжение и компаньонов, и в сложности с проходом, теперь никаких сложностей нет.

Ямакаси сам предложил ей подняться сюда, что было совсем уж неожиданно: в последнее время они даже крыши забросили, так он был увлечен пауком. И безумной идеей раздавить паука.

– Ты темнишь, Ямакаси, – так и заявила Васька. – С чего это ты вдруг решил, что сейчас самое подходящее время для таких вылазок?

– Самое подходящее. Поверь, кьярида.

– Я не понимаю…

– Я мог бы сказать тебе – место за барной стойкой не для тебя, а как насчет профессии промышленного альпиниста? У меня есть сертификат, я могу работать по специальности и помог бы нам обоим. Разве тебя не интересует будущее, в котором мы сможем спокойно заниматься тем, что лам нравится?…

– Это краденый сертификат. Ты его украл, а хозяина убил.

– Ты запомнила, ну надо же!

Ей не стоило признаваться себе, что она влюблена в Ямакаси; признаться – означает столкнуть камешек с вершины горы. Камешек летит вниз, увлекая за собой другие камни, их становится все больше, больше, больше, и вот уже весь склон заволокло, и камнепад сметает все на своем пути. Ваське не устоять, еще секунда – и она окажется погребенной под камнями, они раздробят ей конечности и перешибут позвоночник. Последнее, что она запомнит в этой жизни: у каждого камня, даже самого маленького, лицо Ямакаси.

– Я мог бы озвучить всю это лабуду про барную стойку и счастливое будущее под небесами, но я не буду этого делать…

– Потому что сертификат краденый?

– Дался тебе этот сертификат! Забудь о нем и вспомни о сестре. Ты ведь хотела избавиться от нее?

– Да.

– Я все взял на себя. Я все подготовил, кьярида. Можешь считать наше предстоящее восхождение и предстоящий спуск частью плана. Не спрашивай меня ни о чем. Просто… Доверься мне.

– Хорошо.

Ямакаси целует ее, – пусть не страстно (страсти у него не выпросишь), но очень нежно. Последние восемь часов он вообще подозрительно нежен. А с вечера вообще не отходит от Васьки ни на шаг, хотя до этого то и дело пропадал (так нужно, это часть плана, доверься мне, кьярида, доверьсядоверьсядоверьсямне). Он даже встретил Ваську, когда она вышла из ресторана после смены. Конечно, Ямакаси не ждал ее на тротуаре перед «Нолем», но посигналил светом мопедной фары из ближайшей подворотни.

Васька была удивлена.

– Что это ты решил приехать?

– Разве я не могу встретить любимую девушку?

– До этого прецедентов не было.

– Никогда не поздно начать. А твоя сестра? Она тоже закончила работу?

– Не знаю. Я ее. не видела. Обычно ее отвозит Ральф на своем «Фольксвагене».

– Садись, прокатимся.

Ямакаси не спросил, кто такой Ральф, а ведь до этого он требовал объяснений по самым ничтожным поводам. Ральф – не ничтожный повод, он вечная тень паука, не удлиняющаяся и не укорачивающаяся, унылая немецкая тень. Ральф – человек, который всегда держится поблизости, в радиусе пяти метров, в радиусе пятидесяти метров, в радиусе ста пятидесяти метров. Сто пятьдесят метров – тот максимум отдаления, который Ральф может себе позволить. Чтобы быть рядом с обожаемым пауком, он даже снял квартиру в соседнем доме и платит за нее бешеные деньги, хотя квартира того и не стоит.