Аркадий Ваксберг - Плешь Ильича и др. рассказы адвоката

— Опасный возраст… Легкая восприимчивость к дурному влиянию… Надо учитывать? Надо! Своя, отдельная комната — могут появиться девочки? Могут!

— Что же тут страшного? — усмехнулся я. — Ведь уже не ребенок.

— Ребенки как раз от этого и появляются, — грубовато сострила она, — а то вы не знаете нынешних девочек! Я же ему и как мать, должна следить даже за этим. Когда вызывала сюда, дала обязательство быть за ним надзирателем. Глаз не спускать… Мои старики по этой части ужас какие строгие, воспитаны в исконных сибирских нравах.

Вернемся все-таки к делу.

Две компании оказались в Звенигороде с одной и той же целью: покататься на лыжах и провести с приятностью последние в году выходные. Уик-энд, как теперь говорят во всем мире на нынешнем эсперанто. С Петей приехали два его сокурсника — те только на прогулку, вечерней электричкой им предстояло вернуться домой. С Гошкой тоже его сокурсники — им был обеспечен ночлег в просторном доме его родителей.

После прогулки и традиционного посещения жемчужин древнего городка — собора и монастыря (собор был действующим, а монастырь давным-давно превратился в дом отдыха, сначала имени Рыкова, потом кого-то еще) — все расположились невдалеке друг от друга на высоком берегу замерзшей реки, разожгли костры (у каждой компании свой), извлекли из рюкзаков привезенную закуску и приступили к отнюдь не буйному, отнюдь не обильному возлиянию.

И, как водится, началось потихоньку сближение — от нашего костра вашему костру. Водка из горлышка, кусок колбасы, снова водка… Сближение, братание и обмен всевозможными репликами, в которых не было — во всяком случае, так казалось — никакого реального содержания. Просто треп, балагурство, задиристые подначки на далекой от нормы лексике. Подначки, подогретые кайфом без тормозов и — не слишкой обильной, скажу это снова, — дозой спиртного.

Невозможно было понять, что развязало драку. И кто ее развязал. Сначала в протоколах мелькал такой привычный мотивчик: «Звенигородские напали на приезжих московских», в других показаниях было точно наоборот: «Московские привязались к звенигородским». Но эта примитивная схема держалась недолго: в двух, сцепившихся между собою, компаниях и туземцы, и варяги отметились в равных пропорциях, поскольку к кострам, по мере того как те разгорались, подтянулись и местные: Гошкины почитатели и бывшие Петькины одноклассники. Бились всерьез, не понарошке.

Трудно понять, почему главной мишенью стал Гошка Луганский: удары, пока еще неизвестно чьи, обрушились в основном на него, и он сам дрался с особым азартом — он, а не друзья, которых зазвал из Москвы к себе в гости. Окончилась драка плачевно: Луганский рухнул. Прибывшая довольно быстро милиция вызвала «скорую», которая могла бы и не спешить: на ее долю выпало лишь констатировать смерть.

Задержали, естественно, всех. Иных потом отпустили, правда, совсем ненадолго, — под подписку о невыезде. Иных, но не Петьку: все, как один, участники потасовки заявили на первом же допросе, что смертельный удар Луганскому нанес именно он. Правда, оба его приятеля — те, что приехали с ним покататься на лыжах, — были менее категоричны: «Вроде бы он, но как разобрать, дрались все». Следствие посчитало, что их показания подтверждают свидетельства «большинства», а уклончивость вместо твердости расценило как склонность хоть чем-то помочь загремевшему другу.

— Клевета! — отрезала Нина, когда мы стали обсуждать возможность обжаловать приговор. Она увидела, что материалы, ею принесенные, меня не вдохновили, и спешила непререкаемой категоричностью развеять мои сомнения.

— Из кожи вылезли вон, чтобы спасти Федюкова. Это он убил Луганского. Наверно, сам того не желая, но все-таки он. Протоколы прочли? «Ударил парень в клетчатой куртке…» У Федюкова куртка в клетку, и он тоже носит такую же шапку, как Петя. И даже внешне на Петю похож. Но Петя — кто? Чужой! Петушок, как его здесь прозвали. С местными не ужился, близких друзей не приобрел. А Федюков свой, да и не просто свой — он приятель Луганского. Выпили, поругались, была «куча-мала», все сцепились в одном клубке, не разобрать, кто кого бьет. Если выбирать одного, то самым подходящим оказался Петя. И для ребят, и для тутошних прокуроров. А милицейский начальник, единственный мой знакомый, который мог бы помочь разобраться по-честному, перебрался работать в Смоленск, с повышением. Такая вот я невезучая…

«Выбирать одного» — в этом Нина как раз не ошиблась. Экспертиза установила, что упасть в ходе драки, стукнуться головой о землю и погибнуть от этого Луганский мог после любого удара. Да и любой бы мог — кто от этого застрахован? Но безусловно смертельным был удар по самой голове — тот, который приписан Дочкину. Все остальные удары смертельными не были хотя бы уже потому, что после любого из них драка все еще продолжалась, и Гошка Луганский, как подтвердили свидетели, продолжал махать кулаками. Не в переносном — в буквальном смысле. Расквасил нос одному, подсек другого. А вот свое авторство на однозначно смертельный удар Дочкин напрочь отверг. И его представитель, то бишь сестра, естественно, тоже. Отвергли по причине, не показавшейся серьезной ни следствию, ни суду.