Целый день Никита бродил сам не свой у себя на новой стройке, направо и налево раздавая невпопад всяческие невероятные, нелепые задания и вводя таким образом в состояние глубокого недоумения своих сотрудников, привыкших к совсем другому образу своего босса. Когда же Никита вечером приехал домой, то намереваясь включить микроволновку, он включил телевизор и, забыв об этом, долго сидел задумавшись о своей сегодняшней проблеме, а когда вспомнил о давно уже якобы включенной микроволновке, подумал, что там уже все сгорело, но к своему большому удивлению нашел микроволновку выключенной, зато телевизор включенным… Не заморачиваясь больше, Никита просто автоматически сделал себе бутерброд с колбасой и, медленно пережевывая его, сидел, задумавшись о незнакомке Свете с голубыми глазами и о своем глупом поведении.
Нет, Никита, конечно же, здраво рассудив, понимал, что эта девушка ходит на работу каждый день, что приезжает она, наверняка, каждый день одним и тем же троллейбусом на одну и ту же остановку и идет на работу тем же самым маршрутом, что и сегодня, что завтра, как и сегодня, тоже рабочий день… Это понятно. По крайней мере, логически, головой Никита это прекрасно понимал, но сердце постоянно подбрасывало ему всяческие подвохи, догадки типа того, что, например, эту девушку Свету за ее опоздание сегодня могли уволить с работы, и где ее потом искать, или, что она сама уволилась, или заболела, или… Да мало ли всяческих предположений может подбросить душа, обеспокоенная возможностью так нелепо потерять все то, что так неожиданно и так щедро было даровано судьбой: гибкий стан незнакомки, ее руки, своевольные белокурые волны ее волос, ее аромат, невозможной глубины голубые глаза, непревзойденная, какая-то застенчиво-наивная и в то же время задумчивая улыбка, ямочки на щеках… И все это он мог потерять из-за своего глупейшего поведения, словно бы он был не опытным состоявшимся тридцатилетним мужчиной, а едва оперившимся юношей, встретившим свою первую любовь. И похоже было, что эта сегодняшняя встреча действительно сделала Никиту снова неопытным юношей, томящимся сладкими муками первой любви, той самой первой, настоящей любви, которой Никите так еще и не удалось до того времени повстречать – по крайней мере, он теперь точно знал, что она все же существует, эта пресловутая любовь.
И он мог это все так вот запросто потерять, и потерять просто из-за своего глупейшего поведения, когда, казалось бы, все не могло не закончиться счастливо. Стараясь хоть таким образом удержать ускользающий своевольный образ незнакомки Светы, которую Никита мысленно уже назвал Светлячком, и следующее свидание с которой было столь же желанным, сколь и непредсказуемым, он с неистовостью одержимого схватил карандаш и ватман и начал лихорадочно испещрять его линиями, тенями и оттенками, стараясь как можно ближе к оригиналу изобразить лицо Светы-Светлячка, этот портрет своих грез. Но очаровательный овал ее лица, точеные линии носа, брови, надбровные дуги и, главное, глаза – все, такое знакомое, такое уже до боли родное, так врезавшееся в память, как-то строптиво убегало из-под карандаша и рассеивалось в тумане, так же точно, как от всяческих глупых страхов и предположений убегала и рассеивалась надежда снова встретить завтра своего Светлячка.
Проведя таким образом полночи за этими изнуряющими попытками поймать и запечатлеть убегающий образ этой до боли знакомой незнакомки и доведя кучу использованных, разорванных и скомканных ватманов до внушительных размеров, Никита решил все же попробовать хоть немного поспать и упал прямо так, не раздеваясь, на диван. Забываясь в коротких промежутках сна и снова просыпаясь, Никита только и мог, что стараться выгнать из памяти и забыть обрывки тех кошмаров, которые нахраписто лезли в его сны, пугая реальной возможностью потерять навсегда только что обретенную любовь. Так, например, во время одного из таких кошмаров Никите вдруг приснилась его бухгалтер Нина Савельевна, женщина добропорядочная и обязательная, женщина такого же почтительного возраста, как и внушительных габаритов, которая в этом сне почему-то уверяла Никиту, что это она и есть Светлячок, и все норовила доказать это, пытаясь обнять и поцеловать Никиту – и от соблазнительного искушения этих объятий Никите удалось убежать только убежав из сна и проснувшись.
После нескольких ночных часов в бесконечных коротких погружениях в кошмарные сны, Никита вдруг проснулся в леденящем душу испуге, что он все проспал, и уже совершенно поздно что-либо предпринимать, причем, что именно уже поздно и почему поздно предпринимать, он никак не мог сообразить. Но на всякий случай все же решил спать больше не ложиться, хотя было всего только пять часов утра. Приняв душ, переодевшись и позавтракав, Никита сел в машину и ранним утром, намного раньше своего обычного отъезда на работу, поехал к месту своего сегодняшнего возможного, такого желанного, свидания со Светлячком.
Читать дальше