Лариса Соболева: Пляски простаков

– Ты не ушла? Как я рада, мама.

– Розочка, – встрепенулась мать, – почему ты убегала?

– Знакомый меня узнал, он учился с Настей в одном классе, – нахмурилась Роза. – Завтра расскажет всем. Мама, тебе тоже не надо жить в нашем доме, это опасно.

– Но почему, почему?..

– Потому что нас убьют.

Она произнесла это так просто, что не сразу дошли до сознания слова дочери. Они были чудовищными и одновременно нелепыми, они не вязались с их скромной жизнью. Но когда смысл дошел, мороз пробежал по коже, а сердце словно остановилось.

– Да за что?! Доченька, за что нас убивать?

– Мама, автобус. Вставай.

Роза ни в тот день, ни в последующие дни не объяснила, за что их можно убить. Сердце матери лишь почуяло беду: значит, действительно, лучше убраться из города. В тот же вечер, несмотря на поздний час, Фаина Султановна вернулась в родной дом за необходимыми и ценными вещами. Собрала все и задержалась, глядя на стены. Больше она здесь не появится. Ей предстояло навсегда уйти из дома, где провела сорок девять лет. Здесь умерли ее родители, сюда она привела мужа, отсюда он ушел в море и не вернулся, когда Розе было два годика. Здесь она собралась встретить старость, надеялась нянчить внуков. Она прощалась с домом без слез, потому что нет ничего дороже ее девочки, двадцатилетней Розы. И ничего у нее больше нет.

Но и в доме подруги дочь не выходила даже во двор. Шторы открывать не велела, так и проводили время в полутемноте. Роза была озорной и веселой девушкой, а стала замкнутой, дни и ночи проводила на диване. Она не разговаривала, не смотрела телевизор, а во сне часто кричала и просила мать спать с ней на одной кровати. Однажды, когда дочка проснулась среди ночи, хотела… задушить Фаину Султановну. Роза набросилась на нее с яростью дикой кошки, мать еле вырвалась, включила настольную лампу. Только после этого девочка успокоилась, просила прощения и плакала. Потом сказала матери, что не надо с ней спать. Теперь Фаина Султановна спала в комнате рядом, а у дочери всю ночь горел ночник – Роза боялась темноты. Перемены в дочери отзывались болью в ее материнском сердце! Если бы кто-нибудь знал, как тяжело видеть дочку затравленной, а главное – ничего не знать, почему она стала такой!

Как ни прячься, а выйти за пределы дома пришлось. И продукты купить надо, и в агентство обратиться, как тут не выйти? Понадеявшись на удачу и человеческую порядочность, Фаина Султановна отдала ключ от дома молоденькому агенту, тот и возил покупателей. Повезло. Три дня назад вторые по счету покупатели дали согласие, а сегодня получен задаток. На оформление документов уйдет завтрашний день, а там…

– Куда брать билеты? В Краснодар? – Краснодар казался Фаине Султановне далекой точкой, да и не бывала она нигде дальше Краснодара.

– Нет, это близко, – живо ответила Роза. – Бери до Ростова. Купи на поезд. Это дешевле. Нет, лучше автобусом. Билет на поезд вносится в компьютер, фамилии тоже. Узнают, куда мы уехали… Возьми на автобус, в Ростов ходит прямой рейс. А вокруг Ростова много городов, я по карте смотрела. Или переселимся в станицу, зачем нам город?

– Хорошо, доченька, – и Фаина погладила по бледной щеке свою Розу. – Ты рада?

– Я буду рада, когда сяду в автобус и он увезет нас. Мама, я здесь записываю кое-что… это для дяди Вити. Перед отъездом бросим в его почтовый ящик. Напомни мне, а то я боюсь забыть. Это очень важно, очень.

– Хорошо, Роза. Я пойду за билетами и заберу трудовую книжку в школе. А ты поспи, дорогая. Купить что-нибудь вкусненького?

– Как хочешь.

Роза принялась обдумывать письмо, которое начинала несколько раз и сжигала. Только намеками следует писать, чтоб не догадался, от кого записка, и чтобы не подвести тех, кто может помочь там, в Турции. А это трудно сделать.

Директором ДК была женщина лет пятидесяти с гаком, справная телом и коротко стриженная, с ярким румянцем на щеках. Подобных женщин большинство на юге, они расторопны, говорят быстро, это прекрасные хозяйки и любительницы красного вина, голосистые певуньи в застольях и по-житейски практичные. Евдокия Акимовна ничем не отличалась от жительниц юга. Разве что только тем, что была жутко близорука. Щурилась и присматривалась даже через очки, которые не всегда надевала, потому что они, по ее мнению, портят внешность, а она еще не прочь закадрить мужичка, ибо ужасно одинока. Как только Руслан и Сева представились, Евдокия Акимовна окинула их оценивающим взглядом, затем сразу сняла очки. Забываясь во время беседы, напяливала их на нос, вспоминая о них, быстро снимала. Выслушав, подтвердила: