Владислав Вишневский - Аллегро

— Полковник Ульяшов, слушаю. Кто это?

— Товарищ подполковник, это Кобзев! — радостно взрывается голос. — Ну, наконец-то. Тут все с ног сбились, вас разыскивают. Что там со Смирновым? Я по телевизору только что видел, как его арестовали. Нет?!

Всё, копец! Лев Маркович похолодел. Случилось самое страшное, чего он даже в мыслях боялся себе представить. Там, дома, узнали. Возможно, не всё ещё — это впереди! — но важное. Не видать теперь генеральских погон, как и этих, родных… До майора разжалуют, с выходом на пенсию, если не уголовное дело «возбуждят»… Ещё и Светлана Павловна, — не дай бог!.. Как теперь отвечать, что говорить, полковник не знал. Не владел ситуацией. Да и как ею владеть, когда он здесь, а Смирнов где-то там. Где — пока неизвестно. Ну не успел Ульяшов приступить к поискам, не успел… Это плохо. Одно хорошо — звонили не из дивизии, даже не полковник Золотарёв, а… музыкант Кобзев. Прапорщик… С чего бы? Почему?

— А… Ничего страшного, — заикаясь, ответил Ульяшов. — А кто еще видел, не знаешь? Из штаба округа не звонили?

— Звонили, еще как звонили! — всё так же радостно кричала трубка. — Приходили даже!

— Ну, все… Доигрался, — опуская трубку, подвёл себе черту Ульяшов…

— Алло, алло… — неслось тревожное из трубки.

Ей-ей, правду моряки говорят, вернувшись из дальнего похода: «Нет ничего лучше, твёрдой земли под ногами!» Надо понимать родной земли под ногами. Не лукавят и шахтёры, поднимаясь из забоя и выходя на свежий воздух, утверждая — невероятно «вкусный» воздух, вкуснейший. И это правда. Именно этот двуединый «букет», в полной мере ощутили на себе только что освобождённые из неволи Санька Смирнов с Венькой и продюсером Семёном Вайнштоком. И возникшую было шаткость «почвы» под ногами в полицейском автобусе, и «пресный» воздух неволи. Хлебнули… Пусть чуть-чуть в заключении были, но… понервничали. Спасибо добровольным «адвокатам»: Гейл и Стиву. Если б не красавица Гейл, и этот… джентльмен Стив… Или — страшно подумать! — в другую бы сторону за столиками в ресторанчике они сидели… Чтобы наши ребята сейчас в шведских «застенках» делали? То-то!

Полицейской машины и след простыл, настроение у ребят резко улучшилось, правда не у всех. Жизнь приобрела положенные краски, начала новый виток…

У Саньки Смирнова, например, появилась возможность своё место более точно в сердце Гейл определить, в худшем случае лицо сохранить, в любом случае, обязательно передать Тимохино стихотворное послание… Непременно передать, но в последнюю очередь.

Сёму такого рода проблемы не занимали вообще, как и Веньку, кажется. Не торопясь, чуть отстав от пары «Гейл и Смирнов», шли они вместе со Стивом, каждый о своём размышляя. В лесу было почти тихо, где-то посвистывала лесная пернатая живность, с короткими перерывами, вдалеке дробно стучал клювом дятел, шумела листва, было не томительно жарко, а приятно, а воздух вообще был неправдоподобно насыщен одними только полезными, кажется, флюидами и здоровьем… Стив Гладстон-младший шёл, покусывая какую-то травинку, поглядывал то под ноги, то настороженно на фигуры Гейл и этого, который русская водка… Если откровенно, Стив нервничал. Точнее — ревновал. В этом, так уж, напрямую, он себе не признавался… К кому было ревновать? Гейл и этот парень, «русская водка», — нонсенс! Стив, и этот лауреат… Парадокс! Не совместимо. Даже гипотетически — не совместные. Но… они шли впереди, и… Стив помнил вновь появившиеся «отстранённые» нотки в её голосе. А это было неприятно. Было знаком, который нельзя было не заметить… Стива ещё больно огорчило то, что лауреат всё время идиотски улыбается, глядя на его Гейл. Придурок! Почему? Зачем? Как она может? Кому?.. Шёл Стив, и грустную думу думал.

— Что-то мне не нравится этот мальчик… — наклоняясь к Веньке, тихонько и на русском языке, чтобы Стив не расслышал и не понял, с нейтральным лицом, делится своими соображениями продюсер Вайншток. — Как муха возле Гейл… Нет? Любовник, наверное… Как думаешь?

«Ну, дед! В точку! Как мысли прочёл старый еврей», — обрадовано блеснул глазами Венька.

— Не знаю, но очень, похоже. Я тоже об этом думаю… — признался Венька. Прищурился. — Мы его сейчас отошьём. Зачистим Саньке дорогу. Не допустим вторжение американских войск на нашу территорию… — не разжимая губ говорил, дружелюбно при этом улыбаясь Стиву. А у того, улыбка вообще кажется не гасла. Светилась, как приклеенная. Фасон лица у человека наверное такой. Или стиль… Или манера… Или… А ночью он как? А, не важно. Они все там такие. Правда, когда видишь улыбку на лице Гейл — это приятно. Потому что понятно — радуется тебе девушка. Когда мужик, Стив, например — это, извините… это… наталкивает на размышления, по меньшей мере отталкивает.