Владислав Вишневский - Аллегро

Ещё есть один, пятый.

Он на тромбоне гудит — это такая «штука» интересная с кулисой. Штука напоминает фанфару, или пионерский горн, кто помнит, только раструб у тромбона побольше, и сбоку как-то приделана кулиса. Определение не музыкальное, но предмет помогает разные звуки создавать. Сама кулиса по форме похожа на женскую шпильку, которыми они волосы на голове закалывают. Но совершенно ровная и длинная. И она то выдвигается музыкантом, то задвигается. Это не объяснишь, это видеть надо. Очень сложный инструмент, кстати. Никаких клапанов на тромбоне нет, нажимать не на что. Кулисой звуки и вылавливают. А это сложно, невероятно сложно, но не этому музыканту. Потому что он солист. Не только сейчас, вообще. «Выдувает» свою партию легко и вдумчиво. На лице понимание и скорбь. Сказать: профессионально исполняет — значит… обидеть этого музыканта. Высоко профессионально — это будет правильно. Это Геннадий Мальцев. Он не намного старше тубиста… если приглядеться. Но он белёсый. От макушки и ниже, включая всё, что там может быть дальше. Явно признаки прибалтийского семени в нём доминируют или… Нет-нет, вот только не ариец, — откуда ему у нас взяться, если он по документам и всем метрикам чисто русский! К тому же, лицо в едва заметных конопушках… На голове промокшая бейсболка, он в армейской рубашке без опознавательных знаков, тоже размокшей… ниже шорты. Естественно тоже намокшие, они с широкой резинкой, как у боксёров, но очень длинные, как с баскетболиста снятые… гораздо ниже колен. Сам он высокий. Можно сказать — шест или «дядя, достань воробушка», а может и сын того самого дяди Стёпы. На самом деле это сильный и мосластый Генка Мальцев. Генка и Генка, классный музыкант и отличный товарищ.

Музыканты идут — странное зрелище! — исполняют партии, поглядывают себе под ноги, иногда друг на друга, чаще на того, который с трубой. Он видимо главный. Конечно, он главный, Женька Тимофеев, просто Тимоха.

Вот уже — всё замедляясь, процессия подошла к конечному пути своего маршрута… Сошла с дороги… Охватывая кольцом, сгрудилась в одном месте… у свежевырытой — «эх, жизнь копейка!» — могилы… Тут и оркестр умолк. Всё.

Отыграли.

Закончилась халтура.

— Сворачиваемся…

Музыканты мгновенно засуетились, ожили, будто на эскалатор «кольцевой» им нужно первыми успеть. Подгоняемые вспыхнувшими рыданиями печальной траурной церемонии, музыканты быстренько заспешили в хвост процессии. Почти бегом… Там их уже и автобус ждал.

— Быстро, чуваки, быстро! — с беспокойством в голосе поторапливал старший, именно тот, который с зонтом и трубой был. — Опаздываем! Копец!

— Атас, чуваки, полный мажор! — нервничает и кларнетист.

Спешно, но без суеты, музыканты — мокрые, как из бассейна — погрузились в автобус, и он, неловко пятясь и тычась то носом, то задом в могильные оградки по обеим сторонам дороги, всё же развернулся, радостно стрельнув выхлопной трубой, покатил по извилистым, запутанным тропам вечного города к тому городу, другому. Который яркий, и красивый, живой, и… Тёплый.

— Ой, опаздываем! Ой, писец! — бормотал под нос Геннадий Мальцев, остальные молчали, добавить к вышесказанному было нечего.

Старший, достав из кармана полученные оркестром за работу деньги, отсчитал каждому его часть. Раздал.

— О, бабки-бабульки… Дай Бог не последние! — ёрничая, пропел большой Левон Трушкин, оглядывая на себе одежду, в поисках сухого места.

— Ещё бы так раз пять-десять получить… — подмигивая, заметил барабанщик, в кепке. — В день… Пусть даже не просыхая.

— Ага, просохнем, если опоздаем!

— Это да, выжмут! Это факт. Хотя прискорбный!

Изрядно поплутав, водитель нашёл таки выезд из скорбного лабиринта, и тут же уехал обратно… высадив, естественно, музыкантов. Их уже ждала другая машина: микроавтобус «Газель». Грохнув обеими дверями, старший снова скомандовал водителю: «Гони, Паша, дорогой! На развод опаздываем! Гони!»

— А бутыльброд, чуваки? — смело поинтересовался водитель.

— Ты довези сначала, — парировал трубач. — Опаздываем, Паша. Будет тебе бутыльброд. Гони.

— Так бы сразу и сказали, дорогие товарищи-лабухи. От винта…

— Ага, взлетай, только не разбейся, — обтирая влажное лицо, мокрыми же ладонями, беззлобно пробурчал тубист Лёва Трушкин.

— Не надо взлетать, люди, дембеля берегите, мне завтра домой… Документы в кармане… — изобразив на лице жалостливую мину, похвастал барабанщик-дембель. — Меня мама ждёт. Я домой хочу!