Владислав Вишневский - Аллегро

Только двое из них в цивильном, — у них и зонт есть, один, причём на весь траурный «мини бэнд». Только двоих и прикрывает. Но они, эти двое, главное дело, в пиджаках, естественно в брюках, на ногах у них нормальные туфли, они и в рубашках. Всё, можно сказать, как у людей… И лица серьёзные, кстати, — не старше тридцати. Хотя может и моложе. Скорбность ситуации и дождь не позволяют сейчас определить истинный возраст музыкантов.

Один с трубой в руках — дудка такая зеркально-белая — он чуть выше среднего роста, и это он левой рукой сейчас зонт держит. Не очень правда ловко держит, но довольно приемлемо. Это Евгений Тимофеев. Под его маленьким зонтом как раз два солирующих инструмента и умещаются. Другой музыкант с ним, с кларнетом — чёрная тонкая, довольно длинная, с множеством блестящих клапанов — она сейчас уныло вниз смотрит, — дождь потому что. Инструменты похоже дорогие, или долго обычно сохнут, поэтому их берегут… На кларнете два магазинских целлофановых пакета предусмотрительно скотчем в длину склеены. Видна надпись «Ашан». Молодцы, музыканты, предохраняются, и это правильно! Это кларнетист Александр Кобзев предохранился. А вот трое остальных…

Один из них почему-то в спортивных штанах трико, едва до щиколоток, но в большом, не по размеру тёмно-серого цвета пиджаке… Промок, явно. Что под пиджаком именно, не видно: всё закрывает висящий через плечо, на ремне большой размокший барабан, с жёлтыми тарелками сверху. Шея у музыканта тонкая, на голове намокшая фуражка — большая. Не фуражка, аэродром какой-то, «честное слово, понимаешь!» Лицо очень молодое, румяное, нос курносый, глаза сверкают — не от дождя, скорее от молодости. На вид ему лет шестнадцать-восемнадцать, он в мокрых кроссовках, причём, сам русский. Девятый или десятый класс вроде, пацан. Энергично шлёпает колотушкой, звенит тарелками. Что тебе солист, прямо. И если б не чистое, одухотворённое курносое лицо, запросто бы предположить — или бомж по виду затесался, или того лучше — подрабатывающий студент. На самом деле — это уже дембель, то есть тот самый Воронцов, музыкант, но срочник, которого опять пришлось прихватить на халтуру, умыкнуть из части правдами и неправдами, увести в самоволку. Не нашлось вовремя свободных кандидатур, как и приличной гражданской одежды для него. Всё второпях, всё наспех. Служба! Такое часто бывает. Халтура — она как удача: то есть она, то её нет, то она — вот она — вдруг подвернулась…

Другие двое…

Четвёртый, — большой, толстый, он с тубой. А-а-а, вы наверное не знаете что это такое! Понятно. Туба — это такой в несколько раз скрученный тяжёлый музыкальный инструмент… с самым низким звуком… Низким-низким, сочным-сочным… Бу-бу-бу-у-у, сквозь тебя ввинчивается звук прямо в пол. Даже глубже, и гудит себе там, как из колодца… В общем, туба и туба, — долго объяснять. Самый большой и относительно тяжёлый инструмент в духовом оркестре. Правда в руках этого монстра, сейчас смотрится не больше баритона. Как игрушечный грузовик в руках ребёнка. Зовут этого «монстра» Левон Трушкин. Мама армянка, а папа русский. Причём, зовут русского папу — Арнольд. Представляете, Левон Арнольдович. Зашибись, да! Хохма! Ничего не поделаешь, так получилось. Бывает! Лицо музыканта Левона, в обиходе Лёва, краснощёкое, мясистое, как и уши. Глаза цвета спелой сливы с глубоким тёмно-шоколадным переливом, нос скопирован с характерных армянских национальных образцов, как и кудрявый тёмный волос на голове, на руках, на плечах, на… Он не в бассейне, нечего сейчас об этом — волосатый и волосатый. Таких ярких признаков нерусской национальности сегодня много в нашей жизни вокруг, особенно на любом продовольственном рынке, кто там груши околачивает, вернее продаёт их.

Щёки у Лёвы округлые, надуваясь и опадая, работают как мехи. Это понятно, тут не только продуть, но ещё и выдуть чего-то надо! Глаза тоже в это время круглые, но не тусклые, с неприкрытой восточной грустью, а наоборот, искрятся негасимым задором и скрытой хохмой… Хохмой. Да, хохмой, и это замечательно! И если скучное человечество до сих пор ещё не вымерло, в этом заслуга таких именно… Всегда среди нас есть такие — мы говорим о музыкантах! — с кем даже в скорбной ситуации жить хочется.

Музыкант Левон в низко обвислых, сзади и на коленях, насквозь промокших брюках, позорно прилипших к рельефным формам. На ногах растоптанные сандалии. Из-под снопом накинутой на голову и плечи сиреневой прозрачной женской плащ-накидки, можно заметить неопределённого цвета старую, выгоревшую видимо на солнце рубашку-тенниску. Остальные девяносто шесть процентов его физического объёма свободно поливается дождём, как большая садовая клумба. Внешне парень неуклюжий, как и все большие люди или слоны, например (тигры, жирафы, бегемоты), но инструмент он обнимает любовно и нежно, с грацией, будто страстно влюблён, согреть хочет. Раструб тубы он держит чуть наклонно, под углом, стараясь так уж сразу не наполнить дождём объёмное нутро инструмента. Время от времени шумно продувает скопившийся в инструменте конденсат. Возраст этого музыканта — если абсолютно точно! — как раз между возрастом пацана барабанщика, и первыми двумя… Ну, там, плюс — минус. Точняк! Такими, как он, в спецназе бронированные двери кажется с разбегу пробивают или в сумистах на татами топчутся, а он, поди ж ты, нет, в музыканты записался. Молодец, значит, мужик, понимает, кого девки больше любят. Наш человек.