Уже открывая дверь, я вспомнил:
– Толик! Елки-палки! Ты про меня не забыл?
– А я все помню, я был не пьяный, – пропел в ответ Толик из Высоцкого. – Не суетись, я подожду. Бутерброд хоть съешь! – великодушно разрешил.
– Меня в Бродах накормят. Или я не знаю дедушку Алекса!
Когда Толик вывел свой оттюнингованный «уазик» на трассу, я понял, что и в лице Гошиного брата мне не найти исключение из правила: «Какой же русский не любит быстрой езды?»
– Значит, теперь ты у нас – пан директор? – спросил Толик, выжимая из своего автомобиля все, что можно.
– Это называется без меня меня женили! – признался я ему. – Я, конечно, сделаю все, что могу, но насчет официального директорства, это явный перебор!
– А Гоша считает, что нет.
В Плодовихе я поблагодарил Толика за то, что довез в целости и сохранности. Спустившись по песчаной дороге под гору в долину Чернявки, я пересек речку по высокому мосту, по которому, к счастью, перестали ходить лесовозы, так что он еще послужит. Мурлыкая себе под нос песенку солдата из фильма «Старая сказа», я углубился в лес.
Дорога, наконец, расширяется, видны первые почерневшие дома. Справа, когда выйду на поляну, покажется дом Матвеевых, в котором родилась традиция с шоколадкой.
Вот и он. И – кого я вижу! По тропинке, следующей от Лапшанги, топает товарищ Суков. За ним след в след, одна за одной, – три кошки, хвосты трубой. Суков возвращается с рыбалки, на плече удочка из орешника. Я не промахнусь! Фотоаппарат в моих руках появляется быстрее, чем кольт в руках ковбоя. Есть исторический кадр!
– О-кхе-кхе! Здорово! – приветствовал меня местный абориген поднятием руки. – Как оно, ничего?
– Помаленьку, – ответил я в тон ему. Как меня зовут, Суков вряд ли помнил. – Как рыбалка? Что елец?
– А! Твою мать, не клюет падла! За все утро… – Товарищ Суков приподнял пакет.
– Ну, ничего, – оценил я. Действительно, мне бы для удовольствия такого улова хватило. Когда же вопрос стоит о пропитании, ворчание рыболова можно понять.
– К Михалычу? – спросил Суков. – Сетку проверяет. Я от бани отходил, он к озеру пошел. – Суков потопал к своему дому, кошки – за ним.
Когда я присел на так хорошо знакомую скамейку под навесом, мимо прошел энергичной походкой тот самый Вовуня, который доводил собой число местных жителей до полутора. Демисезонное пальто, руки согнуты в локтях, ать-два, ать-два!
Меня Вовуня, готов поспорить, увидел, но не отреагировал. У него – ежеутренний оздоровительный променад.
Я сидел на скамейке и наслаждался тишиной. Вот чего не хватает в Кувшине! Собаки лают, «мациклы» трещат…
Я хорошо знал, в какую сторону смотреть, и вскоре среди невысоких деревьев, окружающих озеро, показалась знакомая телогрейка и один из головных уборов, составляющих у дедушки Алекса богатую коллекцию.
– Андрюха! Ты что же не позвонил?
– Проспал, – честно признался я. – С постели подняли, но не разбудили. А потом – гонка. Местные же медленно ездить не умеют. Зато, пока пешком шел, удовольствие получил. А что погода, все эти дни такая, чудная?
– Погода, Андрюха, сказочная! «Славная осень. Здоровый, ядреный, воздух усталые силы бодрит. Лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар лежит», – продекламировал по памяти наш Профессор, как его называют в Кувшине. – Льда, правда, пока еще нет, а в остальном…
– Вы дневник, конечно, ведете?
– А как же? Пойдемте в дом, Андрей Владимирович! Я вам за чаем зачитаю о событиях минувших дней. – Александр Михайлович любил свой журнал. Я знал, что обращаться к записям доставляло ему удовольствие.
От внимательного дедушки Алекса не укрылось то, что я как-то рассеянно прослушал про зайца, добытого возле Сергуниной старицы, про щуку на десять килограммов, которая обмотала вокруг себя всю китайскую путанку Кольки-Живодера, приезжавшего намедни, дабы расставить все свои сети, петли, капканы и самоловы. Действительно, меня больше интересовала погода.
– Ты что, Андрей, такой задумчивый?
– У меня, Александр Михайлович, этот случай с мужиком из Кувшина, Спонсором, из головы не выходит.
– Чем он так тебя заинтересовал?
– Да… всем! Смотрите, – я достал цифровик, высветил. – Вот. Окурки. Люди стояли и курили. Погода тихая все эти дни, у вас и в дневнике зафиксировано.
– Полный штиль, – согласился главный местный метеоролог.
– То есть, двое общались, и их было слышно. Не молча же они дымили вдвоем? Табачный дым я, некурящий, чую издали. О звере – говорить нечего! На лабазе ведь, когда медведя караулишь, курить нельзя?
Читать дальше