Александр Куревин - Лицемер

В Мирной с подругами было туго, все невесты из офицерского клуба наперечет, все злачные места Рома на пару с нашим Волосовым давно изучили, пока, наконец, капитан Горящев не нашел себе в гарнизонном госпитале зазнобу со странным именем «Люция». С тех пор он с особой охотой возил в госпиталь наших тошнотиков, объевшихся маминых посылок, едва ли не каждый день. Вот и теперь, очевидно, вернулся оттуда. Хотелось расспросить его про Шляхова.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – Я приложил ладонь к пилотке.

– Привет! – Рома по-приятельски пожал мне руку на глазах у изумленного фельдшера Климова, застывшего на пороге медпункта. Ромин помощник диву давался, как это я так сдружился с его шефом. Зато, благодаря Климову, вся мафия знала, что у меня есть серьезный покровитель. Однако в стукачестве еще никто не уличил, трогать побаивались. Потому-то еще я мог себе позволить то, что другому не сошло бы с рук. Также было известно, при прошлом призыве двух сержантов из учебки упекли в дисбат за неуставщину: выбили зубы одному курсанту и сломали бедолаге ребро. Оставшиеся на воле младшие командиры теперь боялись распускать руки.

– Пойдем, – Рома пригласил к себе. Мы прошли через предбанник и зал с колоннами в кабинет. Горящев плотно прикрыл дверь.

– У нас потери? – спросил я для завязки разговора.

– И не боевые, – подтвердил доктор.

– Пошли бы боевые, было б хуже, – высказал я свое мнение.

– Это точно, – согласился Рома.

– Замполит сказал, Шляхов выпил бодягу? – Мне хотелось услышать мнение человека, который наверняка уже знал все точно в силу своей должности.

– Не просто бодягу, – ответил Рома, – яд! Метанол.

Рома достал пачку «Столичных», обнаружил, что она пуста, извлек из стола мягкую пачку болгарских, вытащил из нее несколько сигарет, переложил в коробку из-под «Столичных». Я заметил мельком, что на импровизированном «портсигаре» записаны ручкой какие-то цифры.

– Какой такой «метанол»? – спросил я, выпускник механического, но не химического факультета.

– Метиловый спирт, – пояснил Рома. – Коварство в том, что он пахнет так же, как этиловый, который мы пьем. Вот только последствия иные. Шляхов ваш употребил лошадиную дозу, хватило бы куда меньшей. Действие несколько ослабило то обстоятельство, что он принимал перед тем нормальную водку, она отчасти нейтрализовала, иначе летальный исход наступил бы раньше.

Я почувствовал озноб. Пришло осознание, что имею право отметить второе рождение. Как же повезло, что не хлебнул тогда принесенного зелья за компанию со Шляховым! А ведь вполне мог…

– Кто же разлил по бутылкам эту отраву? – задумался я вслух, хотя, скорее, должен был сам рассказать об этом Роме, чем спрашивать у него.

– Ну кто? Какая-нибудь дура-баба в шинке. Конечно, не ведая, что разливает. А ей подогнал оптом жулик, утащивший метиловый спирт с некой базы. Пахнет-то он как настоящий!.. Вообще-то метанол должен храниться особо, но при нашем бардаке все возможно.

Я понял, что дальше молчать нельзя, и признался:

– Рома, я знаю, кто эта дура-баба. Точнее, их две. Прозвище – «Почтальонки». Живут напротив почты, ну и шинкуют…

– Да ты что? Я ведь их знаю! Захаживали с Волосовым, бывало, в прежние времена.

– У одной родинка на щеке…

– Да, да. На щечке родинка, полумесяцем бровь… – припомнил Рома песенку.

– Я не сказал замполиту, что знаю, где шинок. Не хотел старшину подводить. Теперь придется.

Рома задумался.

– Ты вот что, Олег, подожди пока. Если на девочек наедут сейчас прокурорские, могут запереться, и все отрицать. Девахи они тертые. Лучше я сам по-приятельски все выведаю. Надо узнать, кто им подогнал это пойло. Время терять нельзя, могут быть еще жертвы, как только ночью торговля пойдет… Я сегодня еще раз в госпиталь поеду, скоро «буханка» прикатит. Попрошу водилу зарулить к Почтальонкам сначала.

Я кивнул. После паузы спросил:

– Как твоя Люция?

– Ой, – вздохнул Рома. – Моя ли? Как-то она переменилась ко мне резко. Я уж, было, надеялся, складываться начало…

Вдруг, взяв меня за плечо, он посмотрел исподлобья в глаза и признался:

– Хочу предложение сделать!

Я нахмурил брови, надул губы, и понимающе кивнул:

– Ни пуха, ни пера!

– К черту! – с жаром воскликнул Рома.

Вышли на улицу вместе. Рома пошел в штаб. Я же постояв, подумав, решил, что пора сдаваться Рубликову. Однако в этот момент раздался чей-то приглушенный крик, затем еще. Послышался неясный шум. Я понял, что исходит он от склада, что расположен в стороне от столовой. Дверь была приоткрыта. Кажется, там кого-то били.