Александр Куревин - Лицемер

Вдруг раздался непонятный звук, неясная тень мелькнула за кунг. Кто в индейцев играет? Решили меня попугать, что ли? Серьезного злоумышленника на территории части, огороженной забором, ждать не приходилось. Разве что другой взвод удумал разукомплектовать нашу машину связи…

– Эй, выходи! – прикрикнул я, поправляя штык-нож на ремне, единственное свое оружие, – Я тебя видел! Сделав шаг, вдруг почувствовал, за спиной кто-то есть, но обернуться не успел. Сверху на голову чьи-то руки резко надели какой-то мешок, сильно пахнущий мышами, натянули его до пояса. Невидимые враги сбили меня с ног и предоставили возможность изведать, что чувствует футбольный мячик, находясь в игре. Пинали молча со всех сторон, не разбирая, куда. Я изо всех сил старался действительно сделаться круглым, как мяч, поджав колени к подбородку, прикрывая голову локтями, напрягал мышцы. Но, по голове все-таки попали раз, другой… Я попытался перехватить чью-то ногу, почувствовал шнуровку, – пинавший был обут в берцы. Еще удар и все! Я отключился.

Очнулся от того, что лицо царапала грубая мешковина, которую стаскивали с моей головы. Я глотнул свежего воздуха.

– Олег! Ты живой? – услышал голос Перепелкина. Точно, он же должен меня сменить.

– Вроде бы, – ответил я.

– Фу! Я уж подумал, тебя тоже…

– Что «тоже»?

– Не знаю! Отравили, застрелили….

В этот момент я подумал, что Серега прав. Шляхова, девочек, именно отравили, а Рому застрелили, потому что он поехал к девочкам разбираться. Чем не версия? Правда, никто не знал, кроме меня, что он поехал к ним… Или кто-то знал?

Я резко встал на ноги, однако мотнуло в сторону, Серега еле поймал.

– Тихо, тихо, – прошептал он, придерживая меня под локоть. – Пойдем-ка, дойдем до больнички. Сможешь?

– Я еще не то смогу! – пообещал я с угрозой в адрес неведомых злодеев. Впрочем, не такие уж они неведомые. Кто у нас не марширует на плацу, имеет возможность ходить в берцах? Например, кладовщик Али-Баба. Задушу козла его же шнурком, – решил я, – вот только оклемаюсь маленько!

Климов, единственный в данный момент хозяин лазарета, помнил, как недавно я привел к нему побитого бойца. Теперь самого привели. Фельдшер усмехнулся, тщательно скрывая сочувствие. «Допрыгался!» – вот что означала его усмешка.

– Чего смотришь? – наехал на него неожиданно Серега. – Видишь, человек на ногах еле стоит? Койку давай!

Климов растерялся. Единственное, до чего додумался, проводив жертву избиения до кушетки, это принести таблетку анальгина.

– А спирта нет? – спросил я его.

– Самому мало, – нашелся он. И предложил:

– Если стучать не собираешься, сам придумай, с чем лег. Я в журнале должен буду записать.

Серега, не спросив меня, привел Рубликова. Я сморщился при виде сержанта, с укором глянув на друга.

– Смелков, ты чего? Кто тебя? – испуганно залепетал Рубликов, присев на табурет рядом со мной. Все-таки я был солдатом его взвода.

– Ничего, товарищ сержант. Об колесо запнулся.

– Хочешь молчать? Молодец. Но, мне-то скажи!

– Оно вам надо, товарищ сержант? – Тонко улыбнулся я. Рубликов оценил. Спал наш сержант, видно, хорошо, судя по розовым щекам и отсутствию синяков под глазами, и вряд ли хотел, чтобы его сон сделался менее крепким от того, что станет больше знать…

– Ну, поправляйся, – Рубликов поднялся с табурета. – Перепелкин, давай на пост.

На огонек к Климову заглянул Поваренок. Видать, спиртяжки халявного захотелось. Печальный опыт Шляхова ничему его не научил. Я, не отойдя еще от полученной взбучки, не спал и прислушивался, о чем они говорили за дверью Роминого кабинета. Интересовало, мог ли в принципе кто-то подслушать наш последний с Ромой разговор? Нет, звукоизоляция в Ромином кабинете была хорошая. Я слышал только неясное гудение, слов было не разобрать.

Всю ночь в лазарете, в углу, дрались и пищали крысы, и матерился один хохол, – крысы затеяли свару под его кроватью. Мне тоже не спалось, разговорились с ним. Хохол спросил, буду ли я закладывать своих обидчиков? Я ответил, при всем желании не получится. «Темная» – старое, проверенное средство.

Хохол поведал, что сам он служит при госпитале, в хозвзводе, а здесь оказался случайно. Привозил кое-что для медпункта, да скрутило живот. Пока в сортире сидел, госпитальная «буханка» укатила. Завтра намерен вернуться восвояси.

У них в хозвзводе один боец, было, застучал деда, тот нос ему сломал. Деда в дисбат сдали, остальные старички притихли. Всем молодым легче жить стало, но стукача все равно позором заклеймили, неблагодарные.