Матильде Асенси - Последний Катон

— Абсолютно уверена, капитан.

— «Седьмое и девятое», — задумчиво повторил Фараг. — Седьмое испытание и девятое, которого нет? Седьмое и девятое слово в молитве? Седьмой и девятый стих круга гневливых? Седьмая и девятая симфонии Бетховена? Седьмое и девятое что-то, чего мы не знаем?

— Какие на этом уступе у Данте седьмая и девятая строфы?

— Но я же говорил вам, что в четвёртом круге, кроме дыма, ничего интересного! — зарычал Глаузер-Рёйст, не прерывая своего отчаянного хождения.

Фараг взял со стола экземпляр «Божественной комедии» и начал искать шестнадцатую песнь «Чистилища». Капитан презрительно смотрел на него.

— Меня что, вообще никто не слушает? — пожаловался он.

— Седьмая строфа шестнадцатой песни, — сказал Фараг, — с 19-го по 21 стихи гласит:

— О чём это пишет Данте? — поинтересовалась я.

— О душах, которые приближаются к ним с Вергилием. Поскольку, ослеплённые дымом, они их не видят, они знают об их приближении, потому что слышат, как те поют «Agnus Dei».

— «Agnus Dei»? — завопил Кремень.

— Молитву, которую мы читаем во время мессы, когда священник преломляет Хлеб: «О Агнец Божий, принявший грехи мира, прими молитву нашу!»

— Я же говорил вам, что эти строфы тут ни при чём!

Фараг снова перевёл глаза на книгу:

— Вот девятая строфа этой же песни:

— Души удивляются присутствию живого на уступе, — заключила я. — Ничего интересного.

— Да уж конечно, — согласился Фараг, снова просматривая строфы.

Глаузер-Рёйст нетерпеливо фыркнул.

— Я же говорил! Единственно, что здесь важно, так это дым, а дым — это проклятая молитва, которая не даёт нам ничего разглядеть.

— Фараг, о каких ещё вариантах ты говорил?

— Каких вариантах?

— Когда ты сказал, что седьмая и девятая могут быть строфами шестнадцатой песни, у тебя были другие варианты.

— Ах да! Я сказал, что это могут быть проходимые нами испытания, но, раз их только семь, этот вариант отпадает. Не думаю также, что это могут быть седьмая и девятая симфонии Бетховена, так ведь? Ну и ещё я сказал, что это могут быть седьмое и девятое слово из молитвы отца Стефана!

— Это неплохой вариант, — заявила я, вставая и подходя к фотографии на планшете, воспроизводившей текст в натуральную величину. После четырёх дней напряжённой работы над молитвой я запомнила её наизусть и, не глядя, знала, что там написано: «Ты, преодолевший гордыню и зависть, преодолей теперь гнев терпением. Так же, как растение бурно растёт по воле солнца, проси Бога, чтобы Его божественный свет осветил тебя с неба. Иисус сказал: не бойся ничего, кроме грехов. Христос накормил вас в группах из ста и пятидесяти голодных. Его благословенное слово не сказало: в группах из девяноста и из двух. Так что доверься справедливости, как афиняне, и не бойся могилы. Уверуй в Христа, как уверовал даже порочный сборщик податей. Твоя душа как птица, беги и стремись к Богу. Не преграждай ей путь грехами, и она достигнет Его. Если ты победишь зло, солнце взойдёт до рассвета. Очисти душу твою, склонившись перед Богом, как смиренный проситель. С помощью Истинного Креста нещадно ударь по своим земным страстям. Распнись на нём, как Христос, семью гвоздями и семью ударами. Если ты сделаешь это, то Христос в своём величии выйдет встречать тебя у сладчайшей двери. Да будет твоё терпение преисполнено этой молитвой. Аминь». Я вздохнула… В одном не было ни малейшего сомнения: как сказал Глаузер-Рёйст, это настоящая дымовая завеса.

— Оттавия, возьми фломастер, — попросил меня Фараг со своего места. — Мне пришла в голову мысль.

Я послушно повиновалась, потому что, когда у Фарага рождалась идея, это всегда была хорошая идея. Так что, вооружившись толстым чёрным фломастером, я застыла, как усердная ученица, ожидая, пока учитель начнёт делиться своей мудростью.

— Ну вот, предположим, что два предложения, написанных чернилами двух цветов, уже сами по себе обладают особым смыслом.

— На этой неделе мы уже несколько раз об этом говорили, — грубо проворчал Кремень.

— «Ты, преодолевший гордыню и зависть, преодолей теперь гнев терпением». Без сомнения, эта первая фраза нужна, чтобы привлечь к себе внимание. Желающий стать ставрофилахом приходит в крипту Гроба Господня и, находясь перед реликвариями, обнаруживает доску с этой фразой, предупреждающей его о том, что всё последующее является частью испытания, которое ему надлежит пройти.