Андрей Троицкий - Амнистия

Гнилой застоявшийся воздух, казалось, совсем не содержал кислорода. Под землей было холодно, но Тарасов обливался потом. Пот стекал вниз по лбу, по векам, глаза слезились. То и дело приходилось останавливаться и вытирать лицо грязным рукавом пиджака. Кроме того, прыгнув в люк, Тарасов упал на дренажную трубу, поскользнулся, и в кровь разбил правое колено.

Боль распространилась на все бедро.

Двадцатикилограммовый чемодан оказался неподъемной ношей. Если передвигаться на полусогнутых ногах, чемодан волочился по земле, застревал в колдобинах и рытвинах.

Тарасов попробовал передвигаться другим способом. Встал на карачки, стал толкать чемодан впереди себя и ползти за ним. Но получалось слишком медленно. Пришлось вернуться к прежнему варианту. Взять чемодан за ручку, тащить за собой.

…Кто и с какой целью проводил здесь подземные земляные работы, теперь не скажет уже никто. Прошлый раз, обходя здание барак, изучая его закоулки, Тарасов вошел в небольшую, как школьный пенал, комнату, наткнулся на люк в полу. Он потянул вверх металлическую скобу.

Скрипнули ржавые петли, пахнуло могильной сыростью. Внизу темнота. В тот день Тарасов не поленился спуститься вниз. Он вполне здраво и логично рассудил: если есть туннель, значит, должен быть и свет в его конце. Должен быть и выход из него. Вдруг пригодится…

В тот раз Тарасов от начала до конца преодолел двести метров подземного штрека. Прямой и узкий тоннель имел всего лишь один выход. Обрывался на откосе выработанного карьера. Посмотришь вниз – там гигантская вытянутая в длину воронка, заполненная водой.

По берегам искусственного водоема буйно разрослась болотная трава, такая густая и высокая, что напоминала даже не траву, а речные камыши. Вверх поднимается склон, не слишком крутой, чтобы сорваться с него и всем чертям на радость свернуть шею. Но и не достаточно пологий, чтобы забраться наверх, удерживая равновесие на двух ногах.

Тарасов почувствовал, что задохнется, если не остановится хоть на минуту. Он сел на землю, про себя сосчитал до тридцати. Дыхание сделалось ровнее. Он продолжил путь, но не прошел и пяти метров, пластмассовая ручка чемодана раскололась надвое и отвалилась. Теперь он стал передвигаться на карачках, толкая дефектный чемодан впереди себя.

В одном месте свод штрека обвалился, лаз сделался слишком узким не то, что для человека, слишком узким даже для большой собаки. Тарасов поставил фонарик, минут десять ладонями разгребал землю, порезал левое предплечье об острый камень. Кровь из глубокой раны текла по руке, щекотала пальцы, но он не остановил работу. Наконец, лаз стал широким настолько, что Тарасов смог протолкнуть в него чемодан. Затем пролез сам.

Уже миновав узкое место, он вспомнил, что оставил фонарик с другой стороны земляного завала. Он не стал возвращаться, впереди уже маячил дневной свет. До выхода из штрека оставалось ещё метров пятьдесят, не больше.

Тарасов в очередной раз приподнял чемодан, кинул его вперед. Неожиданно крышка приоткрылась, деньги, лежавшие сверху, почему-то не сложенные в пачки, рассыпались по земле. Пришлось возвращаться обратно, пролезать через завал. Фонарик, слава Богу, работал. Тарасов вернулся к чемодану, укрепил фонарик на пологой бугристой стенке и стал собирать деньги.

Когда последняя купюра оказалась внутри чемодана, выяснилось, что крышка почему-то не закрывается. Еще несколько минут Тарасов потратил на то, чтобы уложить деньги так ровно, чтобы они залезали под крышку. Но вот крышка опустилась, замки щелкнули.

Тарасов бросил вперед чемодан, взял фонарик и пополз следом.

Храмов и Дундик прибыли на кирпичный завод ранним утром. На этот раз, чтобы по человечески скоротать долгие часы ожидания, они привезли целый сверток жареных котлет, сыр, дюжину пива и пару бутылок водки. Устроились в будке у распахнутых настежь ворот.

Вполне приличное помещение. Предбанник, комната метров двадцать, через оконный проем просматривается весь двор. Дундик положил автоматы в углу. Посреди комнаты поставили пару ящиков, уселись на них, расстелили на полу газету, разложили еду, выпивку и взялись за карты.

В девять утра приехал Тарасов и строго наказал, чтобы к водке, пока дело не сделано, не прикасались. Он ещё раз сказал то, что мог бы и не повторять. Приедет «Опель», машину пропустить, если будут другие гости, разобраться по старой программе. Действовать решительно, ну, и так далее… Даже скучно слушать.