Андрей Троицкий - Капкан на честного лоха

От Рогачева зависело, станет ли сын Островского Сергей студентом МГИМО. Парень уже сдал документы, получил абитуриентскую книжку, вступительные экзамены на носу, а ясности в вопросе ещё нет.

Несмотря на занятия с частными репетиторами, Сергей не мог похвастаться ни глубокими знаниями, ни эрудицией. И, главное, английский в школе едва дотянули до четверочки. Однако сама идея честной конкурентной борьбы между молодыми людьми на вступительных экзаменах казалась Островскому смешной и абсурдной.

Все на свете имеет свою конкретную цену, и высокое звание студента института международных отношений в этом ряду не исключение. Собрав охрану, он занял заднее кресло в джипе «Эксплорер» и тронулся на Кутузовский проспект, на квартиру, где Рогачев вторую неделю безуспешно лечил ревматизм.

Сам разговор не отнял много времени, Островский положил на стол пакет с деньгами.

– Это первый взнос, – сказал он. – Остальное, как договорились. Позже.

Пожелав дорогому Василию Степановичу скорейшего выздоровления, Островский уже собирался встать и откланяться, когда Рогачев спросил, как дела сына по милицейской части.

Островский выругался про себя последними словами.

Черт, кто-то из доброхотов, которыми кишит Москва, уже донес старому грибу Рогачеву, что Сергей влип в нехорошую историю в ночь выпускного школьного бала. Островский изобразил снисходительную улыбку и вставил несколько общих оправдательных слов. Мол, мальчишка, ветер в голове, какой с него спрос? Мол, я и сам был молодой, влипал в разные истории, в милицию попадал, и с низкопробными девками путался.

Такое объяснение Рогачева не устроило.

– Так что все-таки там произошло? – спросил он. – Мне это нужно знать, чтобы потом не краснеть перед людьми.

Старик нахмурил седые кустистые брови, выпятил нижнюю губу и, главное, с брезгливой гримасой отодвинул в сторону конверт.

Пришлось все рассказывать подробно, по нотам. Конечно, история не очень приятная и Островский, как отец ребенка, несет за все моральную ответственность. Но с другой стороны, ничего серьезного ведь не случилось. Закончив прелюдию, Островский рассказал о происшествии.

Сперва парень напился на выпускном балу, затем в мужском сортире трахнул одноклассницу, выбрав для совокупления самую толстую и самую страшную девчонку. Ну, тут претензий к Сергею никто не выдвигал. Пусть эта корова радуется, что нашелся на неё охотник и денег не взял. Под утро веселье переместилось на какую-то хату.

Там сын опрокинул ещё несколько рюмок. Затащил в спальню другую одноклассницу. Но переоценил себя, заснул прямо на девчонке, та еле вылезла из-под парня, да и то с помощью подружки.

Но вот беда, злые языки утверждают, что во время квартирного веселья Сережа жестоко избил какого-то там отличника, пентюха по фамилии Толстой. Якобы сломал ему нижнюю челюсть и нос. После чего Толстого с разломанной мордой доставили в Склиф. А Сергею на следующий день оформили принудительный привод в отделение милиции, где продержали почти сутки.

Все это наговор. Да, Сергей занимается боксом, но в тот вечер он был просто не в состоянии кого-то приложить кулаком. Родители Толстого уже забрали заявление из милиции. Инцидент исчерпан.

Островский умолчал, что видел после выпускной ночи костяшки на кулаках Сергея, сбитые до крови. Да и сын, протрезвев, не стал прятать правду от отца.

Островский не рассказал, в какую сумму обошлась ему мировая с родителями Толстого. И о взятках ментам умолчал. Рогачев человек старомодных взглядов, ему такие вещи не понять.

– Значит, с милицией ты договорился? – спросил Рогачев, видимо, и на половину не поверив рассказу. – И с родителями потерпевшего тоже все уладил? Осложнений не будет? Точно?

– Как перед богом клянусь, – взметнул руки вверх Островский.

– Ладно, поможем парню. Но если ещё хоть раз…

– Клянусь всеми святыми, – Островский прижал руки к сердцу. – Он ведь мой единственный сын. Все надежды на Сережку. Кто ему поможет, если не отец? У него есть я, у меня есть он… Мы есть друг у друга.

Островский скорчил такую плаксивую гримасу, что морщины на лице старика Рогачева разгладились, а глаза увлажнились. От умиления к слепой отцовской люби что ли…

Окрыленный успехом своего визита, Островский в сопровождении охраны покинул гостеприимную квартиру, спустился по лестнице с третьего этажа и вышел во двор.

Погода переменилась, накрапывал мелкий серый дождь, мелкие лужицы дрожали на ветру. Островский не дошел до автомобиля трех шагов, и тут в кармане ожила трубка мобильного телефона. Островский сказал «але», остановился, прижал трубку ближе к уху.