Евгений Август - Самсоны и Голиафы

Тем же вечером он свел нас с мастером по телефону, и далее мы общались без этого двухметрового медиатора. Инструмент уже месяц как ждал меня в селении. Месяц у мастера ушел на изготовление; и месяц – на резьбу на корпусе. От последнего я отнекивался как мог. Понимаю, это красиво, оригинально по внешнему виду, актуально для региона, но, мать его, дорого обойдутся Толяну вечера такого резнического досуга. Но мастер сказал, что в противном случае, цитирую: «…заказчик не заинтересован в конечном итоге работы».

И вот сегодня мастер, видимо, заждавшись уже гонорара, в пятый раз позвонил Козырю и просил о встречи с целью передачи изготовленного имущества.

Я бы и дальше интимно предвкушал скорую встречу с новым инструментом, но в нос ударил мягкий аромат; на секунду показалось – в здание не по графику ворвалась весна прямо посреди хозяина августа. Причиной колебании стала вспорхнувшая бабочка, несущая свежесть полей, запахи молодости, любви, авантюры, признаний, – только так смог я запечатлеть бесшумное прекрасное создание с золотыми волосами и ясными глазками, спустившееся по лестнице и глянувшее на нас вполне скромно:

– Ой! – Она остановилась, увидев незнакомца – меня. – Привет!

Она протянула мне руку, и я, ей богу, чуть было ее не поцеловал. А почему нет? Нет, Тимур, потому что тут тебе не после концерта, осади коней.

– Привет, – я улыбнулся автоматически, а не с подтекстом. Только так и получилось. Мягко пожал ей руку. Не отпускает. Я – тем более. Если б не Гера, так бы и стояли. Я – как дурак, а она – как бабочка.

– Тим, это Света, Света, это Тим – лучший гитарист Южногорска и Москвы. Наш брат. Блудный сын, правда!

Полегче, казачок, такая характеристика запросто спугнет такую бабочку.

– Очень рада, я – Света, я тут в хоре пою, – и уже Толяну: – Толь, мы начать без тебя не можем.

Я сподобился отпустить руку, ощутив странное чувство потери. Как когда ты что-то потерял, ничего не имев. Как волна на бережку, которую жалко упускать, она ведь только-только нахлынула, а другая когда еще будет?!

А вот следующая волна принесла уже знакомые нотки пенопласта сверху:

– Ну сколько мы тебя будем ждать, блин! – И неизменное: – Достали! Толик! Короче, начинаем без него!

Толян закатил глаза, скорчил мне козу и, дав знак подниматься, спешно потопал вверх как слон, а не снежный человек вовсе. Светка упорхнула еще раньше, пока я там окунался, ихтиандр, блин.

Гера попридержал меня: мол, спешить некуда; и, победно сжав кулаки, удовлетворенно улыбнулся:

– Команда! – и, взяв меня под локоток, сказал на ухо: – Тим, я все понимаю, старый образ жизни, но не надо! – и он кивнул наверх по траектории движения бабочки. – Сам понимаешь, девчата молодые, тянутся к свету, не гаси его, я про тебя наслышан.

И, отстранившись, снова улыбнулся своей фирменной улыбкой дипломата: мол, я как друг говорю.

Хочешь – не хочешь, нужно было идти знакомиться с коллективом, а это значит идти пред светлые очи Оксаны. Уже поднимаясь по первым ступеням, я заметил, что дверь к шефу в дальнем тупике коридора чуть открылась, и из нее, как мышь из мешка с мукой, юркнул незнакомый мне тип. Пробежал мимо лестницы и сквозанул в приоткрытую входную дверь. Интересно. Или на аудиенции был, или, проныра такой, залез в кабинет тайно и, услышав наш шум, смотался, опасаясь пришествия пастора? Вот это точно надо запомнить, а вовсе не взгляд, слова и формы Светки.

Поднялись. Музыка нестройно смолкла. Первые данные разведки: сцена 10 на 5; украшена плодами садово-огородного труда. Пахнет травами, радостью и единством. Все признаки грядущего праздника Жатвы. Вроде как благодарение: что есть, что есть и есть, что пить. Едим все, что дает природа и что приготовят женщины, пьем компот из того, что дает природа, и чай Хакима. Отмечается праздник в начале осени, реже в конце лета. Душевное мероприятие. В конце действа пастор раздает плоды, которыми украшена сцена, кому пожелает. Остатки компота идут на хоздвор, чай Хакима, как правило, кончается после двух десятков стаканов и не достигает жаждущих со сцены абсолютно никогда. Мне такие торжества всегда нравились. А бабушка на них не ходила, потому что шумно.

Итак, сцена, плоды на вычурном столе справа от входящих, слева от самой группы. Слева, в углу, по какой-то невыветриваемой привычке стоит барабанная установка, рядом – уже знакомый Толян с гитарой и умным видом, далее пацан с акустической гитарой, потом незнакомая девчонка за клавишами, затем большой хор, как раз в правом углу. Стол с арбузами, помидорами и тыквами перегораживает его ровно на половину по вертикали, как назойливая реклама по телевизору.