Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

Я проводил глазами моторку и вновь увидел вдали в янтарном мареве смутные силуэты Канн. Анжела взглянула на меня и перевела взгляд в ту же сторону.

— Когда вернемся в город, сразу же поедем домой, — предложила она.

— Конечно, — согласился я. — С удовольствием.

— Тебе этого очень хочется, верно?

— Очень.

— Но не так сильно, как мне, — возразила Анжела. — Было так чудесно утром ощутить тебя рядом. Тебе тоже?

— Как и тебе.

— Хочу, чтобы у тебя всегда возникало это чувство, Роберт.

— И я хочу — того же для тебя.

— Я хочу вновь ощутить тебя рядом, — сказала она. — Сразу же, как вернемся домой, примемся за свои безумства.

— Хорошо, — сказал я. — А потом будем разговаривать, слушать пластинки и последние известия по телевизору и, как всегда, говорить и говорить, пока не наступит утро.

Шлюпка с супругами Трабо и их собакой подошла уже совсем близко к берегу. Анжела заявила:

— Когда кто-то из нас устанет рассказывать и уснет, другой должен тут же его разбудить. Я тебя или ты меня. Не забудь, мы в этом поклялись друг другу.

— Разбужу, обязательно разбужу тебя, Анжела, сколько раз уже это делал.

— А я тебя, — кивнула она. — Нам нельзя долго спать. Когда мы спим, мы не слышим, не видим и не чувствуем друг друга.

— Так оно и есть, — согласился я. — Нам действительно нужно как можно меньше спать.

— Сон — все равно что смерть, — сказала Анжела. — Люди обращаются со своим временем так, словно собираются жить вечно. При этом никому не ведомо, сколько времени ему еще осталось — год, пять лет или минута.

— Это сказал тебе я.

— И я этому верю, — сказала Анжела. — Мне хочется жить с тобой до глубокой старости, Роберт. И никогда не засыпать, не помирившись после ссоры. Если, конечно, поссоримся…

— Мы никогда не будем ссориться!

— Наверное, все же будем. Из-за какой-нибудь мелочи. И вот, если поссоримся из-за мелочи, то сперва помиримся, прежде чем отойти ко сну.

— Обязательно и всенепременно.

— Ах, Роберт, — вздохнула Анжела. — Каждый день для меня чудо, и каждый вечер, и каждая ночь. И каждая близость с тобой. И каждый твой взгляд. И каждое сказанное тобой слово. И каждый мой шаг, когда ты рядом. Каждое утро для меня чудо, если ты лежишь рядом.

— И так будет всегда, — сказал я. — Для тебя и меня — пока мы дышим, пока существуем.

— Воистину так, Роберт.

— It’s paradise, [2] Это рай (англ.). — вставил попугай Марсель.

Он был прав. Это и был рай для нас двоих, для меня и Анжелы. Она поцеловала меня в щеку.

— Lucky gentleman, [3] Счастливый джентльмен (англ.). — опять подал голос попугай.

И это было правдой. Я был очень счастлив. Вот уже два месяца я был самым счастливым человеком на свете. Несмотря ни на что. Или именно поэтому. И я сказал Анжеле, которая отошла от меня немного в сторону и смотрела, как супруги Трабо выходят из шлюпки на лестницу:

— Я боготворю тебя. Если бы мне было суждено умереть в эту минуту, я был бы счастливейшим…

Фразу я не договорил. Что-то со страшной силой ударило меня сзади под левую лопатку. Я упал лицом на красноватую землю. И успел подумать: «То был выстрел. В меня попала пуля».

Но звука выстрела я не слышал.

Помню, что услышал крик Анжелы, но не смог разобрать, что она кричала. Помню, что подумал: ну вот, теперь не смогу дать десять франков тому старику на лестнице. Странно, но я не ощутил никакой боли, ни малейшей. Просто не мог ни пошевелиться, ни издать какой-либо звук. Потом услышал кроме голоса Анжелы много других голосов, громких, возмущенных. Потом вдруг все погрузилось во мрак, и мне показалось, что я падаю, все быстрее и быстрее, и лечу в водоворот, у которого нет дна. Прежде чем окончательно потерять сознание, я успел подумать: «Вот, значит, как приходит смерть».

То было лишь ее начало.

Я еще раз пришел в себя, правда, не совсем. И первое, что увидел, открыв глаза, были карие глаза Анжелы, про которые я как-то сказал, что никогда не мог бы их забыть. Анжела что-то говорила. Ее лицо было совсем близко, но я не мог разобрать ее слов из-за какого-то оглушительного грохота. Прошло много времени, пока я понял, что это был шум винта вертолета. Мы летели. Вертолет вибрировал. Я лежал на носилках, накрепко привязанный к ним. Человек в белом халате, сидевший рядом, держал в поднятой руке бутылку. Из ее горлышка свисала резиновая трубка. Она вела к локтевому сгибу моей левой руки. Там торчала игла. По осунувшемуся лицу Анжелы текли слезы, рыжие волосы упали на лоб. Я попытался что-то сказать, но не смог. Она опустилась на колени и приблизила рот вплотную к моему уху, лишь тогда я расслышал, что она кричала. Задыхаясь и давясь слезами, она взывала: «Прошу тебя, прошу, умоляю, Роберт, не умирай! Стоит тебе захотеть, и ты не умрешь. Поэтому не сдавайся. Не сдавайся! Прошу тебя, прошу, ну пожалуйста. Ты не имеешь права умереть. Просто не можешь себе этого позволить. Я — твоя жена, и я так люблю тебя, Роберт! Не сдавайся, вспомни о наших планах, о нашей новой жизни, ведь она только началась. Ты помнишь обо всем этом, правда? Ну пожалуйста!»