Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

«Внимание! Компания «Люфтганза» объявляет посадку на самолет в Ниццу через Париж, рейс № 567. Пассажиров просят пройти на посадку через выход № 14», — прозвучал женский голос из динамиков. Было пятнадцать часов тридцать пять минут. Я жестом подозвал официанта и расплатился.

Потом сел в автобус, который подвез меня к лайнеру. Дождь барабанил по крыше. Мы взлетели под потоками ливня. Я сидел у окна, но дождь лил с такой силой, что ничего не было видно, когда пилот круто повел самолет вверх. Я машинально полез в карман за сигаретами, но резко отдернул руку. Нет, не стану курить. Ни одной. Мне хотелось проверить, сумею ли я в самом деле выполнить то, что потребовал от меня доктор Бец. Левая нога начала побаливать. Я проглотил две таблетки. Рядом со мной сидела дама с маленьким мальчиком, который внимательно глядел на меня. Наконец он потянул меня за рукав.

— Да, — сказал я. — В чем дело?

— Почему ты плачешь? — спросил малыш.

— Я не плачу.

— Олаф! — одернула малыша мать.

— Но он правда плачет, мамочка!

Я провел ладонью по глазам и заметил, что они влажные.

Я подумал: «Как странно. Я еще никогда в жизни не плакал». И сказал мальчику:

— Это от дождя, понимаешь? Мое лицо намокло под дождем в аэропорту.

Он только посмотрел на меня.

— Ты что — не веришь мне?

— Не верю, — сказал малыш по имени Олаф.

Внизу подо мной расстилалось море, синее, как небо.

Солнце стояло уже низко над горизонтом, но все еще светило, когда мы прибыли в Ниццу. Лайнер подлетел к посадочной полосе со стороны моря, сделав большой разворот. Пока он останавливался и мы выходили, мной владели два сильных чувства: мне было слишком жарко и в то же время очень хорошо на душе. Мне показалось, что я очутился в другом мире. Повсюду в ярком свете солнца все цвело и благоухало. Свет этот был совсем другой, не похожий на тот, который я когда-либо видел в других местах. При всей своей яркости он действовал успокаивающе и был приятен, равно как и ветерок, мягкий и ласковый, словно теплая ванна. И люди здесь тоже были другие, не такие, как в других известных мне местах, — они были веселые, приветливые и держались непринужденно.

Я стоял у ленты транспортера, по которому двигался мой багаж, и несмотря на жару мог дышать всей грудью. Каждый вздох разливался блаженством по всему телу, так что когда я уже ехал в такси по шоссе, извивавшемуся вдоль берега моря, я подумал: «Вот где надо было бы мне жить. Всегда. До самой смерти».

Мы ехали мимо бесконечных пляжей, усеянных людьми. И люди показались мне красивее, чем у нас в Германии. Думать так, разумеется, было глупо, ведь здесь, наверняка, было много немцев и других иностранцев. Но этот свет, и воздух, и атмосфера покоя подействовали на меня так благостно, что люди показались мне красивее, чем они есть на самом деле. Мы проехали мимо ипподрома и миновали множество маленьких коттеджей, в основном деревянных, в которых помещались ресторанчики.

— Если вам захочется отведать буйабеса, лучшей рыбной похлебки с чесноком и пряностями, какая только есть на побережье, приезжайте сюда, мсье, — сказал таксист. И показал рукой на выбеленный известью сарайчик у самого берега. Я успел прочесть вывеску: «Тету». — Буйабес вам приготовят и в других местах, но нигде он не будет таким вкусным, — добавил он. Небо было синее, как море, но на западе оно уже окрасилось багрянцем, и скалистые склоны длинной горной гряды вдали вспыхнули в ответ ярким пламенем.

— Как называются эти горы? — спросил я.

— Это Эстерель, — ответил таксист. — Туда вам тоже обязательно надо съездить, если будет время. Вы приехали по делам?

— Да.

— Все равно вам непременно надо выкроить время и все посмотреть. Все окрестности Канн: Валори, Биот, Антиб, Грас, Ванс, Хуан-ле-Пен, Сен-Тропез, рыбацкие деревушки… Здесь чудесно, мсье. Я говорю это не из местного патриотизма. Я и сам приехал сюда только после того, как де Голль махнул рукой на Алжир. А до того жил там. У меня было там большое поместье. Пришлось уехать. Знаете, как нас называют?

— Да, — ответил я. — «Пье нуар», «черноногие». Так французы прозвали своих соотечественников, которым пришлось убраться из Алжира.

Столько ему наобещали во Франции, — добавил шофер, — но ничего не выполнили.

И он, бывший крупный землевладелец, работал таксистом, чтобы прокормить семью. На севере у него было бы больше возможностей. Но его семье нельзя ехать на север, им нужен здешний теплый климат, а то они разболеются.