Д. Пален - Живой товар

Он теперь ехал все-таки медленнее, и нас уже доставали лучи фар сзади. Я отчаянно цеплялась за что-то, может, это и был щиток, а он отсчитывал проезды по левой стороне. Сады освещал только лунный свет, домики стояли темные — вторник и после дождливой недели, все дома, в теплых квартирах…

Наконец мы резко свернули налево и понеслись в дальний конец, к оврагу.

И тут сзади началась пальба — и не просто выстрелы, а очереди, невероятно громкие, я такого в жизни не слышала, это было очень страшно, я, кажется, за весь этот безумный вечер так не боялась…

Мы остановились, чуть не ткнувшись носом в проволочный забор, Димка сразу выключил фары и мотор, и выстрелы стали еще громче — теперь, правда, реже и на разные голоса.

— Быстро из машины! — скомандовал он.

Мне не хотелось — тут хоть какая-то защита…

— Выскакивай, отбегай подальше и ложись! — он уже просто рычал.

А потом наклонился через меня, распахнул мою дверцу и грубо меня выпихнул наружу. Я упала, там были какие-то сучки и кирпичи, по-моему, и тут он сам на меня свалился сверху, перекатился, схватил за руку и поволок куда-то.

— Ты можешь быстрее?!

Он шипел как змей! А я коленкой страшно стукнулась…

— Быстро, Ася! Пока что сюда не стреляют, но могут. Или хочешь оказаться возле горящего бензобака?! И тихо!

Он потянулся рукой через какую-то калитку, открыл и потащил меня дальше, за домик.

— Все! Сиди тут и молчи. Если кого-то услышишь — прячься в кусты. Да! На кассету, спрячь в сумку!

Глаза немного привыкли к темноте, я заметила какой-то ящик и села на него.

Колесников осторожно подошел к углу дома и выглянул. В руке у него был пистолет.

— Куда ты?! — спросила я отчаянным шепотом.

— Пойду погляжу…

И исчез.

Он даже не поцеловал меня!

Я пошел на звук — довольно громко и совсем недалеко слышались выстрелы как минимум из пяти единиц оружия. Нет, не такой я опытный, этому меня никто нигде не учил. Просто звуки были совсем разными. Длинные очереди уже прекратились, изредка лишь прорывалось «тра-та-та» на три или четыре патрона — вроде как «Калашников». Время от времени раздавались одиночные выстрелы — как будто пистолетные, но тоже разные: то обычный треск, а то вдруг «бабах» такой, что уши закладывает. Может, это и есть сорок пятый калибр? Или это вообще «магнум»?

Мой «Макаров» показался мне вдруг защитой малонадежной…

Стреляли впереди и чуть правее. Почему? Мне показалось, со слов Ивана Иваныча, что засада будет чуть ли не у самых ворот…

Я старался двигаться бесшумно, добежал до главного проезда и, присев к земле, осторожно выглянул из-за угла забора — у здешнего пайщика он был солидный, деревянный. К темноте я уже привык. Тут луна давала довольно много света — в городе, среди огней, этого не замечаешь…

Совсем недалеко, не дальше ста метров, виднелись контуры машин, и, как ни странно, у задней еще горели фары. Конечно же теперь я видел и вспышки выстрелов. Автоматы били из-за оград — я заметил одно место на противоположной от меня стороне проезда, остальных не видел — то ли машины закрывали, то ли стрелки сидели на этой стороне. Одиночные вспышки пистолетных выстрелов сверкали как будто из-под машин, во всяком случае, с уровня земли. Стрельба шла довольно вяло — видимо, первые очереди из засады сумели остановить наших преследователей, но всех не положили, и теперь обе стороны пытались достать друг друга в темноте по вспышкам.

Я наблюдал с минуту — и понял, почему перестрелка так затянулась: после каждой вспышки тьма становилась непроницаемой и глаза должны были довольно долго привыкать…

Да, нехорошо оборачивается. В этой темноте людям Мюллера ничего не стоит разбежаться — и тогда снова неопределенность, снова жизнь в ожидании ежеминутной опасности… А иначе? Ну побьют шестерок — но останутся сам Мюллер и Манохин…

Внезапно прогремела дробью более длинная очередь — и следом донесся жуткий вопль, высокий, почти визг, страшно долгий, а за ним внезапно воцарилась тишина.

И правда — вопль этот прозвучал куда страшней, чем выстрелы. Для современного человека, насмотревшегося бесконечных голливудских боевиков, выстрелы — дело вроде как бы и привычное, да и вообще сплошь и рядом в глушителе какого-нибудь дряхлого «газона» стреляет — куда там пистолету. Но вот такой вопль предсмертной муки… Думаю, не один я застыл сейчас как заледенелый, у всех здесь, думаю, сердце замерло.

Долго было тихо. Никто нигде не двигался, нигде не бахало и не вспыхивало пламя, слух начинал ловить обычные ночные звуки — мягкий шелест листьев, далекий-далекий гудок тепловоза… Глаза адаптировались к темноте — я старался не смотреть в ту сторону, где светили фары, и мир вокруг медленно-медленно выплывал из затемнения: черные кроны яблонь, черные двускатные крыши домиков отделялись от черноты неба… Где-то я читал, что опытные текстильщики различают до двухсот оттенков черного цвета… Над одной из крыш разглядел хрупкий скелет телевизионной антенны, небо за ней мне показалось каким-то буроватым — я не сразу сообразил, что смотрю в сторону Новоалексеевки, низкие облака над которой отражают желтый свет десятков тысяч окон…