Татьяна Устинова - Селфи с судьбой

– Где ваш директор её взял?!

– Так я же не знаю! Может, водички, а?..

Илья подошёл поближе, потом оглянулся на Матвея.

– Вы знаете эту картину? Или художника?

– Я не знаю, откуда она взялась, – ответил Матвей сквозь зубы. – А вы можете её снять?

– Как?!

– Просто снять, и всё. Перевесить в подвал.

Администраторша от неожиданности, кажется, отступила немного.

– Без разрешения Олег Палыча нет, конечно… Что вы… Хорошая же картина…

Матвей сморщился, замотал головой, замычал что-то и побежал по лестнице.

Илья подошёл к картине и посмотрел вблизи – это было трудно, широкие яростные мазки расползались, словно хлестали по глазам. На полотне не было ни даты, ни подписи. Илья аккуратно приподнял раму и снял картину.

– Да нельзя, ну как же! – Администратор выскочила из-за конторки. – Зачем вы её трогаете?

– Я только посмотрю.

На задней стороне холста тоже не было никаких пометок.

– А кто автор, вы не знаете? – Илья ещё раз внимательно посмотрел и так и сяк и стал прилаживать картину обратно.

– Да откуда же! Олег Павлович велел повесить, мы и повесили! Равняйте, равняйте, правый угол поднимайте!

– Он в котором часу заезжал?

– Да после обеда сразу же.

– И картину привёз с собой?

Женщина вздохнула и покачала головой:

– Какие все нервные, сил моих нет. – Она спохватилась и улыбнулась. – Ну, слава богу, на месте, а то попадёт мне от Олег Палыча. Да, да, с собой и привёз. Должно быть, новая какая-то, у нас такой не было никогда. Небось в Ярославле купил или даже в Москве. Деньги большие заплатил, как пить дать. И чего она Матвею Александровичу не понравилась?..

Они стояли вдвоём и рассматривали полотно.

– Не пойму только, чего на ней нарисовано-то. А вы? Понимаете?

– Мне кажется, тревога, – сказал Илья. – Или даже страх.

Женщина вздохнула.

– А что? Похоже.

Поднявшись на второй этаж, Илья подумал немного и постучал к Матвею. Подождал и ещё раз постучал.

– Кто там? – приглушённо спросили из-за двери.

– Матвей, это Илья! Откройте, пожалуйста.

Внутри завозились, кажется, что-то упало и покатилось, потом Матвей сказал:

– Я… не могу. Я заболел.

Илья вздохнул и спросил злобно, не нужно ли врача. Матвей проблеял, что ничего и никого не надо, он уже лёг спать.

– Какие все нервные, сил моих нет, – под нос пробормотал Илья Сергеевич и отправился к себе.

В люксе «Николай Романов» было очень тепло и свежо – горничная приоткрыла окно, выходившее в парк. Кеды бодро стояли на батарее. Илья подошёл и пощупал. В резиновое нутро каждого башмака была затолкана мятая газета. Они были абсолютно сухие и чистые.

– Так, хорошо, – сказал Илья. – Спасибо большое.

На обширном нетронутом пространстве письменного стола выделялась пухлая чёрная папка. Илья, стягивая куртку, несколько раз покосился на неё. Ему очень хотелось посмотреть, что в ней, и именно потому что не терпелось, он решил пока не смотреть.

Он плюхнулся в кресло и начал стягивать сапоги, сработанные знаменитым дядей Васей Галочкиным. Ясное дело, сапоги застряли и не шли, и он долго с ними возился. Пошвыряв их по очереди на середину тусклого ковра, он вытянул ноги и стал думать. Потом достал блокнот и принялся быстро писать.

…Сам виноват!.. Он был уверен, что такое простое дело разъяснится в два счёта. Он был уверен в этом в Москве, когда беседовал по телефону с исчезнувшим директором, – кстати сказать, директор уверял его, что Илья очень быстро во всём разберётся! Он был уверен в этом, когда словоохотливый старик в электричке убеждал его, что Петрович ни в чём не виноват. Он был уверен, когда утром за завтраком прикидывал, кто из присутствовавших больше всего подходит на роль убийцы, и пришёл к выводу: никто не подходит. Были разные странности, мелочи, несовпадения, но они казались или чепуховыми, или уж точно не могли иметь отношения к делу, как цепи, украшавшие бюст Ангела.

День потрачен впустую – или почти впустую. Ну что сегодня вечером он знает такого, чего не знал вчера?

Дочь убитой мечтает вернуться в Нью-Йорк и не собирается выходить замуж. Смерть матери не нанесла ей никакого сокрушительного удара. Вспоминать о том, что случилось, она не хочет, ей тяжело и неприятно. Что это значит?.. Ничего. Так бывает – дети не любят родителей, а родителям нет дела до детей. Это современный подход! Кажется, он называется – мы разные люди.

Жених – назовём его по старинке – то ли прибыл с девушкой из Нью-Йорка, то ли образовался на её горизонте уже здесь, самый обыкновенный молодой человек. Интернет интересует его гораздо больше, чем происходящее вокруг. Вполне возможно, что он не нравился Лилии Петровне, женщине деловой и хваткой, по всей видимости, неглупой. Разговоры про стартапы, мудборды и обучение в Израиле вряд ли могли произвести на неё завораживающее впечатление. Коллекция дорогих очков и раритетных автомобилей тоже едва ли её вдохновляла. Вполне возможно, что она желала дочери совсем другой партии, – тоже по старинке! – человека солидного, занятого делом и главное – понятного. Чтобы вместо палки для селфи клюшка для гольфа, вместо воркшопов и хакерспейсов химический заводик, и чтоб не в форксваре чекинился, а в бане парился. Что из этого следует? Ничего.