Василий Чибисов - Крангел. Собачье озеро

– Ну какие вот там фашисты? В заброшенной, значит, больнице? – устало воззвал Белкин к разуму задержанного, но для успешного воззвания ему не хватало трубки, шинели и кирзовых сапог.

– А то вы, товарищ майор, не знаете!

– Вот значит не знаю. Объясни.

– Нацики. Их лет пять как не видно, не слышно. А тут целая толпа. Собираются, маршируют, немецкие песни поют, дорожки подметают.

– Дорожки подметают? – Белкин спрятал улыбку в усищах, – Ты ничего не путаешь?

– Честное пионерское! Они к чему-то готовятся. Пока вы нас сажаете за требование обычной справедливости, эта нацистская мразь у всех на виду устраивает тренировочный лагерь.

– И что ты мне предлагаешь? Выслать мотоциклеты с пулеметами?

– Уж сделайте что-нибудь, Владимир Серафимович! Не то у них самих появятся и пулеметы, и шмайсеры, и мотоциклеты с колясками.

– Ну-ну-ну. Не появятся. Я прослежу. Ты вот сам-то на скинхеда похож. Так что мне значит тебя сажать?

– Обижаете. Скинхеды разные бывают. Среди антифашистов нас много, среди анархистов тоже. А там конкретно фашня. Только свастики не хватает.

– О как! – майор крякнул. – Фашисты и без свастики?

– Не, ну крест у них есть, но какой-то странный. Такой, как, ну как две свастики. Давайте я нарисую.

– Давай ты просто не будешь бузить ради бузы, хорошо? Пойми, не время сейчас для ерунды. Не раскачивай тонущую лодку.

– Что, вашу крысу тошнит? – со времен распада СССР леваки разучились придумывать мемы, поэтому занимались экспроприацией картинок и лозунгов с просторов интернета.

– Ох, Сережа, Сережа, – Белкин устало смотрел на потрескавшуюся зеленую краску стены, – Вот ты значит пойми. Я не страну от вас защищаю и не Кремль. Я бы их сам всех… допросил с пристрастием.

– Так чего же? – шишкастый коммунистический череп подался вперед. – Проявите советский патриотизм! Вы же присягу давали. Полиция с народом, вместе сметем буржуев и будем строить светлое будущее.

Майор безучастно отмахнулся.

– Да знаю я ваше будущее. Ты вот в этом сраном будущем почти и не жил. А я значит жил и многое изнутри видел. Наелся. Такого будущего я точно не хочу.

– А какого? Которое эти нелюди с двойными свастиками готовят? Поэтому защищаете больницу от нас?

– Не больницу от вас, а вас от того, кто живет в больнице, – тон майора стал по-следовательски отеческим. – Если он разозлится и выйдет к вам на митинг, то разгоном не ограничится.

– Да что он сделает? Собак спустит? Спускать некого! У него там одни коты живут. Никаких собак.

Нет никаких собаки. Тебе всё кажется. Докатился. Ни врагов, ни конкурентов, ни чиновников не боялся. Теперь шарахаешься от собачьей тени, шныряющей по дому?

Не держи охрану, потому что телохранителей и водителей перекупят еще до устройства на работу, еще до попадания в реестр агентства по найму, еще до личной рекомендации от знакомого. Отставные офицеры спецслужб в поздних девяностых взяли под контроль все каналы поставки кадров. Невозможно найти ни в России, ни в Европе политика, бизнесмена, артиста, у которого в штате нет двойного агента, информатора, потенциального палача. Все вы на крючке. Расположившись в роскошной резиденции о пятидесяти комнатах и двадцати машинах, вы стали заложниками собственной прислуги. Идиоты. Когда понадобится, они организуют несчастный случай, белую горячку или передоз, а потом не смогут вовремя дозвониться до врача. И будете лежать у распахнутого опустошенного сейфа с тремя проломами в черепе, а газеты напишут об оторвавшемся тромбе.

Янковский обходился без охраны, вместо машины содержал вертолет, жил за городом практически в лесной глуши, напоминавшей ему дом из детства польского. Незваных гостей пан Станислав не боялся. Местонахождение жилища известно немногим. Пусть пошлют отряд головорезов, чтобы те погуляли по минному полю, попрыгали через растяжки, поздоровались с автономными дронами-камикадзе. Впрочем, те немногие, знавшие точную локацию Янковского, запросто могли послать не отряд самоубийц, а целую армию. Могли, но не хотели. Им было не до Янковского – в стране зрел бунт. Гостей Станислав не ждал. Скорее его вертолет зацепится за неудачно подвернувшиеся линии электропередач. Красивая смерть. Настолько красивая, что и бояться ее не стоит.

Почему же бесстрашный паладин ВПК всматривается во мрак кухни, не смея нажать выключатель? Чувствует чей-то взгляд? В дом забрался дикий зверь, сам напуганный букетом новых запахов, и тоже тревожно всматривается в тьму коридора, где застыл хозяин? Нет, это не зверь и человек обмениваются взглядами. Это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга. Довольно! Тургенев гениален, но пить-то хочется.