Татьяна Устинова - Мой личный враг

Он очень'хорошо подготовился, этот парень. Вряд ли он сумел бы так подготовиться, если бы охотился на Ивана. Кроме того, Ивана логичнее было бы караулить у его собственного дома...

Ничего этого Филипп не стал рассказывать Александре. Он был зол и озабочен только тем, что ее нужно увезти в Париж. Конечно, желательно целую и невредимую.

Она тряслась как осиновый лист уже несколько часов подряд. Филипп не мог заниматься ее утешением. Он думал только о завтрашнем отъезде и о том, что ей еще предстоит узнать в Париже и как она к этому отнесется.

Могло быть все, что угодно.

- Машина приедет к пяти часам, - сообщил он Александре после очередного разговора. Она по-прежнему сидела в углу дивана, накрытая пледом и еще одеялом сверху.

- Какая машина? - спросила она, открывая глаза.

- Чтобы отвезти нас в Шереметьево, - терпеливо сказал Филипп. - Завтра. В пять.

- А твоя? - спросила Александра.

- Что моя? - не понял Филипп.

-Ну, твоя машина...

Его "девятка" стояла на тротуаре за домом. Филипп предполагал, что она там и останется.

- Мы прилетим, и она нам еще понадобится, - соврал он с ходу. - Я перегнал ее в гараж. Ты хочешь поесть?

Она покачала головой.

- Что с тобой, Алекс? - спросил он, решив быть внимательным и нежным, хотя это у него никогда не получалось. - Ты заболела?

Она опять покачала головой.

- Тебе пора бы привыкнуть к тому, что вокруг тебя все время стрельба и поножовщина, - сказал Филипп, рассматривая ее лицо. - Сегодня был просто еще один эпизод гражданской войны. Забудь о нем.

- Я не забуду о нем никогда, - сказала Александра тихо. - Тебе хорошо говорить, ты не уезжаешь неизвестно зачем в чужую страну и не бросаешь в опасности близких тебе людей.

- Все обойдется, - сказал Филипп, стараясь быть как можно более убедительным. - Поверь мне. Через пару месяцев ты не будешь никому нужна, потому что дело Глебова полностью и окончательно сдадут в архив. Павлик сказал, что он вот-вот получит какой-то министерский портфель. Даже если не получит, все равно время работает на тебя. Поживи со мной в Париже, отдохни и реши, чего ты на самом деле хочешь. Если захочешь вернуться в Москву - я отпущу тебя. Слышишь?

Она пошевелилась под кучей теплых одеял, но,ничего не сказала.

- Иван не нуждается в твоей защите. Мы же тогда вам все рассказали. Он справится без тебя, Алекс!

- Я очень боюсь, - из-под одеяла сказала она. - За всех. За себя, за тебя, за ребят. Ты точно уверен, что от нас отстанут, если мы затаимся?

- О, боже, боже... - пробормотал Филипп. - Я женился на забавной, красивой и славной девушке. И что вышло?

- Что? - спросила Александра.

- В меня стреляют, и я стреляю в ответ. Объясняюсь с милицией. Ищу... как это называется... заказчиков. Прошу государственного деятеля вмешаться в какие-то полукриминальные дела, и он вмешивается... Я плохо кончу. Слышишь, Алекс?

Сбросив одеяло, Александра обняла его за шею.

- Я боюсь, - повторила она. - Лучше бы меня убили тогда, на лестнице.

- Не болтай,-- сказал Филипп холодно. -И, если тебе это важно, я могу сказать, что убивать тебя на лестнице никто не собирался.

- Как не собирался? - несколько даже обиделась Александра. - А мои боевые ранения? А больница?

Филипп молчал, и Александра заволновалась.

- Нет, ты уж договаривай! - Она всмотрелась в его лицо. - Я что-то не понимаю. Если не хотели убить, тогда зачем?

- Пугали, - сказал Филипп неохотно.

- Меня? - поразилась Александра.

- Меня, - отрезал Филипп и поднялся. - Нужно дожить до завтра, Алекс. И тогда все будет хорошо. Ты задашь мне все свои вопросы, и я на них отвечу. А пока давай полежим немного...

Они и вправду лежали, не засыпая и не читая, и думали каждый о своем.

Александре хотелось подумать о бабе Клаве, от которой она уезжала так далеко и так надолго, но у нее не получалось. Баба Клава все время отступала куда-то в тень, словно специально освобождая место для других мыслей и чувств.

Вот-вот замкнется один круг. И начнется какой-то другой, о котором Александра еще ничего не знает. Что там будет, в этом втором круге? Будут ли в нем ее девочки, и Филипп, и Иван Вешнепольский? И каково ей самой будет в чужой стране с чужим языком, привычками, обычаями? Ведь, наверное, там у Филиппа Бовэ есть родственники и друзья, как-то они к ней отнесутся? И вдруг ей снова придется страдать из за собственного несовершенства?

А может, еще их убьют по дороге в Шереме тьево, и не нужно будет никому ничего доказывать...

Почему-то она шла по дорожке к своему деревенскому дому, но не со стороны электрички, а со стороны леса, и она боялась этого леса и хотела побыстрее дойти.