Татьяна Устинова - Мой личный враг

- Викуш, не сердись, - умоляюще сказал он. - Она не сука, а просто дура. Ей наплели семь бочек арестантов про то, что это имеет огромное значение для спасения Вешнепольского. Ну она и ухватилась за этот фильм. Говорят, из аппаратной сутками не вылезает...

- Ты что, - подозрительно тихим голосом спросила Вика, - видишься с ней?

- Нет, нет... - заспешил Андрей, стараясь потушить разгорающийся скандал. - Не вижусь, конечно. Только иногда встречаю эту ее, Ладу, что ли. Но она меня не видит и не замечает. Отворачивается. Я считаю, это замечательная идея. Если что - после этого фильма мою бывшую на работу точно никто не возьмет!

- Но она там наклеит совсем не то, что нам нужно! - взвизгнула Вика. Ты ублюдок, ты хочешь все дело испортить!..

- Да какая разница, что она там наклеит! - заорал Андрей, не в силах более сдерживаться. - Я потом все переклею... На это нужен день, ну, может, два! А пойдет все, как будто это она собирала. Ты же сама не хотела, чтобы она возвращалась на работу. Ну и успокойся, теперь она никогда не вернется! Все, нет ее, сдохла, пропала, утонула...

- А я-то думала, какого хрена она в "Останкино" таскается... задумчиво проговорила Вика, забыв, что минуту назад чуть не билась в истерике. - Я ей сказала, пусть идет навоз возить, а она все шмыгает и шмыгает, мне девчонки рассказывают.

- Забудь ты о ней, - посоветовал Андрей, притворяясь, что заботится о душевном спокойствии супруги. - Она тебе не противник. И не соперница...

- Еще бы она была мне соперницей, дуся! - язвительно бросила Вика. Нет, это и вправду хорошо задумано - прикрыться ее именем. Ты молодец, Победоносцев. И главное - благородно до невозможности: поставить в программу нечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, все строго по-деловому... Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно...

Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороны это выглядело очень мило.

- А Вешнепольский не вернется? - задал Андрей давно мучивший его вопрос.

- Нет, дуська! - игриво воскликнула Вика. - Ну, ты дурачок, ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, они как раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоей сукой. Ну, после эфира. Она ведь такая... непредсказуемая. Еще пойдет доказывать, что кино не ее...

- О боже! - простонал Андрей, бледнея, это не приходило ему в голову.

- Не переживай! - пропела Вика. - Придумаем что-нибудь!

Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ей снились. И все очень похожие друг на друга.

В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-то заброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать ему огромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами. Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, что нельзя... Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустными глазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется. Затем она оказывалась под столом в комнате "Новостей", и мусор из корзины сыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированные ботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тот злосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась...

Плача, она села в постели.

За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсем темно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, и как-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперь они редко их закрывали.

- Сколько времени? - спросил проснувшийся Филипп.

- Полшестого, - ответила Александра, перегнувшись через него, чтобы взглянуть на будильник. - Спи. Еще целый час можно спать.

- А ты? - спросил Филипп. - Опять что-нибудь приснилось?

"Еще как, - хотелось сказать Александре, - еще как приснилось..." Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело было даже не в том, что он "чужой человек". Просто это стало опасно. Как ни крути, она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от ее молчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.

Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровно двадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опять улетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешно симулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.

- Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, - сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. - Может, ты скажешь мне, в чем дело?