Татьяна Устинова - Подруга особого назначения

– Идите! – Шеф махнул рукой. – Идите-идите, а я подумаю, что мне с вами…

«Уволит, – поняла Варвара. – Конечно. Сколько он может меня терпеть?»

В последнее время все труднее становилось уговаривать себя, что она не так уж плоха, что она кое-что умеет, что у нее тоже есть профессионализм и достоинство. Все чаще казалось, что они правы – она никуда не годится. Она просто толстая, неумелая, глупая секретарша, которую держат “из милости”, но даже “из милости” держали из последних сил, очень милосердные попались.

И прическа почти не помогала, и куртка, которая страшно ей нравилась. Прическа с курткой составляли удивительное сочетание, заставляли все время вспоминать, что именно говорила ей мадам Монро:

…короткие стрижки, майки, джинсы и “Харлей Дэвидсон”…

Нет, ничего не помогало.

Илария пробежала в кабинет шефа, даже не глянув в сторону Варвары, – видно, побежала обсуждать, когда они станут ее увольнять, и тут пришла Громова с письмом от председателя.

– Привет, – озабоченно сказала она Варваре, – я тебя с этой стрижкой как будто не узнаю! Тебе так идет, ты так изменилась и похорошела! У себя?

– С Иларией.

– Варенька, доложи, что я пришла. У меня срочная почта. Вечером к председателю иду, твой письмо должен при мне посмотреть. Доложишь?

– Конечно!

Снимать куртку она не стала. Потянула тяжелую дверь, оказалась в тамбуре. Вторая была приоткрыта.

– …когда ты не знаешь, что она видела! – громко говорила Илария. – Алик, так нельзя, дуся! Ну, уволишь ты ее сейчас. А она возьмет да.., стукнет кому-нибудь. Что ты станешь делать?

Варвара замерла в тамбуре. В куртке было жарко, но она вдруг почувствовала озноб.

– Да-а, – задумчиво протянул невидимый шеф, – конечно, вряд ли… Я второй такой идиотки в жизни не видел… Нет, вряд ли…

– И все равно, все равно! – горячо воскликнула Илария. – Пусть лучше будет на глазах. Пока. Потерпи, дуся. Ну, хоть немножечко!

– Да не могу я терпеть! – вскипел шеф. – Она в командировку поехала, конверт отнесла!.. Нет, ей-богу, второй такой дуры, чтобы все это сожрать и не подавиться!

– Все равно, Алик, – Илария понизила голос, и Варвара придвинула горящее то ли от жары, то ли от озноба ухо вплотную к щели, – все равно придется что-то предпринимать, но ты подумай…

– Только что зашла к шефу, – громко сказала кому-то в приемной Громова, – она в куртке была, наверное, собралась отойти, так что, я думаю, попозже.

Варвара отскочила от двери, вытерла мокрый лоб, перевела дух и решительно постучала. В глазах у нее было темно.

– Альберт Анатольевич, – заявила она с порога, – пришла Громова, управляющая делами. У нее срочное письмо от председателя, она просит принять ее прямо сейчас.

Шеф, пока она говорила, все поднимал и поднимал брови, и сейчас они были так высоко, что еще чуть-чуть – и очутились бы с другой стороны черепа.

– Вам что, неизвестно, когда я разговариваю с помощником, заходить ко мне нельзя?! – начал он. – Вы что, сегодня работаете первый день? Почему вы не позвонили, а вошли?!

– Потому что Громова меня попросила, – объяснила Варвара, строго контролируя каждое слово.

Ничего. Ничего. Обойдется. Ольгу Громову не принять он не может, кишка тонка. Не доложить о ней Варвара тоже не может, это всем ясно, и ему в том числе. Значит, все правильно. Потерпи. Потерпи. Сейчас ты выйдешь на улицу, а там воздух. Много-много мартовского воздуха, и мартовского неба, и ошалевших мартовских воробьев.

Наконец шеф махнул аристократической бледной рукой – пусть заходит Громова. И переглянулся с Иларией, как бы напоследок безмолвно обмениваясь с ней мыслями о Варвариной тупости.

– Заходи, Ольга, – велела Варвара, – разрешил.

– Был какой-то мальчик, – на ходу сказала Громова, – по-моему, из компьютерного отдела. Спрашивал тебя. Я попросила, чтобы попозже зашел. Правильно?

– Да.

– Ты не заболела? – уже почти из-за двери спросила заботливая Громова. – Смотри, щеки какие! Температурные щеки!

– Сейчас пройдусь, – улыбнулась Варвара, – и все будет нормально.

– Только постарайтесь прогуливаться не слишком долго, – пропуская Ольгу в кабинет и улыбаясь ей очаровательной серебристой улыбкой, велела Илария, – у меня очень много работы, Варварочка.

Наконец Варвара выбралась на улицу и зашагала по оттаявшему асфальту.

Конечно, они говорили о ней, и она заставила замолчать того, кто трусливо шептал ей, что, может, и не о ней, может, она как-то не правильно подслушала… На того, трусливого, положиться было нельзя.