Ефим Захаров - Поганки

А Миша Борщ виновен только в том, что вызывал домой проститутку. К убийствам женщин он не имеет никакого отношения. А к его смерти причастен он, следователь Одинцов Николай Николаевич. Он должен был, обязан был понять, что за человек сидит перед ним. А он не разглядел. Именно из—за него Миша Борщ, безобидный продавец мобильных телефонов, корчился в камере от удушья в ожидании того, как его покинет сознание. Он сможет с этим жить?

Устроился Одинцов на новом месте достаточно сносно.

Единственный человек, которого он знал в Азовске, был Роман Сергеевич Пилявский, тот самый который разбудил его ночью и сказал то, что в конечном итоге привело его сюда. Когда они познакомились, Роман Сергеевич, среднего роста и средней комплекции лысеющий мужчина, тридцати восьми лет, с большими красивыми глазами, обрамленными густыми и длинными ресницами, и прижатыми к голове «борцовскими» ушами, позволяющими безошибочно определить в чиновнике бывшего спортсмена, работал начальником жилищно—квартирного управления городской администрации Красноярска и, надо сказать, немало поспособствовал в получении Николаем Николаевичем отдельной трёхкомнатной квартиры в пешей доступности ко всем социально—значимым объектам города. Они несколько раз обедали и ужинали вместе, имели общих знакомых.

Роман Сергеевич, юрист по образованию, по всей видимости, занимался не своим делом. Его тянуло в следствие и оперативную работу, он мечтал, как будет раскрывать преступления и ловить злодеев, но жизнь забросила его в тёплый кабинет за стол, заваленный целой горой различных инструкций, ордеров, решений, приказов и распоряжений, из—под которых он не мог выбраться вот уже шестнадцать лет. Во время их редких встреч Пилявский живо интересовался расследованием преступлений вообще и поиском «красноярского душителя», о котором уже успели раструбить местные газеты, в частности. Поэтому ничего удивительного в том, что Пилявский позвонил Одинцову и рассказал о похожем убийстве, не было.

Он одним из первых отозвался на клич «Кто на Крым?», который прозвучал практически во всех субъектах нашей необъятной Родины. И уехал вовремя. После отъезда в возглавляемом им управлении начались проверки и ревизии, которые, как это обычно и случается, выявили многочисленные нарушения, но уехавших в Крым решили не трогать, поэтому все его злоупотребления на прежнем месте «сошли с рук». Должность ему предложили новую и интересную – заместитель председателя районной администрации у моря. Он согласился моментально и переехал в Крым, в отличие от многих других чиновников, сорвавшихся на юг, сразу продав квартиру в Красноярске и купив дом на набережной в Азовске.

К нему—то Николай Николаевич и нанес свой первый визит. Роман Сергеевич, блестя гладко выбритым лысым черепом, земляка принял радушно, оставил ночевать у себя, и, решив попотчевать товарища крымской кухней, заказал из татарского ресторана, расположенного недалеко от дома, плов, манты, люля—кебаб и зеленый чай с парвардой.

– Почему один? – спросил Николай Николаевич, когда обычные для не видевших друг друга долгое время приятелей вопросы были обсуждены. Он знал, что Роман Сергеевич женат. Своих детей у него не было, но он очень хорошо относился к детям жены от первого брака, мальчикам—близнецам.

– Потому что один, – опустив глаза в тарелку, в которой лежали уже остывшие плов и палочка люля—кебаба, ответил собеседник.– Свинтила она, Коля. Мужика себе нашла нового и в столицу уехала, детей забрала. Я ещё летом увидел, что что—то происходит, когда она в отпуск со мной ехать отказалась. Меня в Турцию одного отправила, детей – к бабушке в деревню, а сама осталась в Красноярске. Не звонила ни разу. Когда я вернулся, она другой стала, расцвела, улыбается, но меня к себе не подпускает. Я пытался с ней поговорить, она ни в какую. Мучились мы так почти до Нового Года, а в конце декабря она взяла и уехала. Вот так.

– Поэтому ты сюда переехал?

– Да. Что мне там делать? Никого нет. Родителей похоронил, семья распалась. Может здесь что—нибудь получится. А почему нет, а?

– Да, да. Ты абсолютно прав, – попытался поддержать земляка Одинцов, но разговор после этого уже не клеился, и они разошлись спать.

На следующий день Роман Сергеевич поселил товарища в пансионате «Приазовье». Он, конечно же, предложил Одинцову пожить у него, но тот, как и предполагал Пилявский, отказался. Пансионат был старый, ещё советской постройки, и давно не видел ремонта, но номер, который отвели Одинцову, был приличный, с собственным туалетом и душем, в который с шести до девяти часов утром и вечером подавалась горячая вода. И, о чудо, в холле пансионата был Wi—Fi.